Интервью с Б.С.Гудковым

Все началось с того, что Таня (Moon) решила проверить, настоящая ли записка студентов МГУ, снятая с одной из вершин Отортена группой М.Аксельрода в 1959 г. во время печальной эпопеи поисков дятловцев. В этой записке указывались имена и фамилии участников восхождения на Отортен в июле 1956 г. Таня нашла адрес руководителя той группы - Гудкова Бориса Сергеевича, написала ему письмо. После нескольких писем Б.С. Гудкову, Таня поделилась со мной адресом. Я попросила разрешения задать и свои вопросы по тому походу и тому времени... Борис Сергеевич любезно согласился ответить на мои вопросы. У нас завязалась переписка, результатом которой явилась эта публикация. Замечательное изобретение Интернет, данное людям Богом! Без него вряд ли мы смогли так свободно, быстро и легко общаться, при этом находясь в разных уголках планеты, я в Испании, Борис Сергеевич в Москве, Отортен на Северном Урале, и мы соединились в одной точке.

В процессе переписки Борис Сергеевич прислал мне заметки о своей студенческой походной жизни и тот самый дневник похода на Отортен 1956 года, а также фотографии этого похода и фотографии турбазы Артыбаш времени, когда там работал Семен Алексеевич Золотарев. Все это я с удовольствием представляю читателю и выражаю благодарность за предоставленные материалы, за отзывчивость и доброту в общении замечательному человеку - Борису Сергеевичу Гудкову и, конечно же, Татьяне Владимировне!

Обозначения в тексте: Б.Г. - Борис Сергеевич Гудков

М.П.: Уважаемый Борис Сергеевич, спасибо Вам, что согласились ответить на некоторые вопросы и рассказать людям о том самом Вашем походе на Отортен. Большое спасибо за дневник похода! Я просто зачиталась им, необычайно интересно. Вы предупредили меня, что вряд ли этот дневник поможет мне узнать что-то о дятловцах, но он мне помог и еще как, для себя лично я отметила много ньюансов, о которых скажу ниже. Борис Сергеевич, для людей, интересующихся тайной группы Дятлова, историей того времени, Ваш походный дневник просто подарок!

Пожалуйста, расскажите о себе. Кем работали, в какие походы ходили?

Б.Г.: История моей жизни и работы самая обыкновенная. Закончив в январе 1959 года химический факультет МГУ, я два года проработал в Институте химической физики Академии наук, а потом перешел в академический же Институт органической химии, где трудился с 12 апреля 1961 г. (день полета Гагарина!) до выхода на пенсию в 2007 году. Социальная работница, оформлявшая мою пенсию, очень удивлялась малому числу записей в моей трудовой книжке. Весь мой карьерный рост уложился в границы от младшего до старшего научного сотрудника, о чем я нисколько не жалею, поскольку, к сожалению, почти начисто лишен честолюбия.

Борис Гудков. 1956 г.

'Мне и самому любопытно взглянуть на себя 20-летнего. Это, однако, "постановочный" снимок, сделанный уже по окончании похода, в г. Ухте.'

Из числа других, помимо североуральского, серьезных походов, в которых мне довелось участвовать, я могу назвать поход по Алтаю в 1955 г. (от Чемала на Бийском тракте до Артыбаша, включая путешествие на лодке из конца в конец Телецкого озера), зимний поход 1956 г. по Среднему Уралу, поход на байдарках по рекам Вологодской и Архангельской областей в 1957 г., поход 1958 года по Кавказу (от Домбая через Баксанское ущелье у подножия Эльбруса и перевал Донгуз-Орун к Ингурской тропе). Да, забыл еще довольно трудный зимний поход по Ветреному поясу в Архангельской области. Вот, пожалуй, и все, остальное мелочи. От этих походов у меня, к несчастью, не сохранилось полноценных записок, только фотографии, несколько карт и другие незначительные "единицы хранения". С окончанием университета моя туристическая карьера практически закончилась.

Как ни странно, но на пенсии времени всегда не хватает, тем более, что я довольно много занимаюсь научным редактированием - не только и не столько для заработка, скорее по природной склонности.

М.П.: Борис Сергеевич, Ваша жизнь интересна, как интересна жизнь любого человека, к тому же интеллигентного и образованного, и интересна не только научными открытиями, достижениями и званиями, для меня лично это ничего не значит. Все звания и научная деятельность не покрывают настоящие человеческие качества и свойства души. А Вы нам особенно интересны как свидетель, имеющий отношение к тайне гибели дятловцев, пусть даже косвенное, как очевидец ушедшего времени, отобразивший в дневнике частицу истории нашей страны.

Б.Г.: Хотелось бы сказать несколько слов после прочтения всех тех материалов, которые Вы мне прислали с первым письмом. Я почувствовал, что был тогда глупым безмысленным щенком, ничего не понимающим в окружающем мире. Как мало мы знали, а главное, хотели знать, о тех местах, где побывали, о живущих там людях, об истории этих мест! Хотя, вроде бы, довольно серьезно готовились к походу. Впрочем, мысли о бессмысленности простого перетаскивания рюкзаков из пункта А в пункт Б зародились у меня давно, к концу моей туристской деятельности.

Вы делаете большое дело. И не только тем, что пытаетесь разобраться в той давней загадочной истории. Так или иначе в Ваших беседах с причастными к ней людьми проглядывает живая история моей страны. Я, конечно, немало знаю о ней, но всегда больше трогают не общие рассуждения, а конкретные свидетельства конкретных людей с их сиюминутным бытом.

М.П.: Спасибо Вам за добрые слова, Борис Сергеевич. Знаете, я получаю очень много писем от простых людей с благодарностями за опубликованные материалы, людям интересна не только тема трагической гибели несчастной группы, но и история страны, история тех мест и людей, которые невольно оказались причастными к 'Великой уральской тайне'. Да и мне самой интересно узнавать новые факты, знакомиться с новыми людьми и их житейскими историями.

Б.Г.: Уважаемая Майя Леонидовна, Вам, конечно, известно, что в последнее время на нашем телевидении прошла целая серия передач о трагедии группы Дятлова. К сожалению, из этой истории сделали довольно поверхностное шоу с изрядной долей - по-видимому, для привлечения "широкой аудитории" - мистики, разговоров о тайнах КГБ, инопланетянах, снежных людях и прочих подобных вещах. Особенно этим грешила программа Малахова. Мне непонятно, почему организаторы не воспользовались Вашими интереснейшими матералами. Каюсь, прочел пока далеко не все из них, но более всего мне понравилось то, что и как говорил В.М. Аскинадзи. Понравилась трезвость его оценок, рациональный скептицизм, нежелание выдвигать эффектные гипотезы, на что были так падки многие участники упомянутых передач. Вот путь, по которому нужно было бы идти.

Много в програме Малахова было сказано откровенной чепухи. Говорили, например, что Дятлов не мог иметь карт тех мест, что он хотел быть первым покорителем Отортена, что сумел попасть туда только по недосмотру властей, что тогда "быть руководителем группы и не писать отчеты в соответствующие органы - такого не бывало", что окрестности Отортена - район загадочных аномальных явлений, что манси особенно оберегают эти места. Свидетельствую, что отправляясь в поход к верховьям Печоры летом 1956 года, за два с половиной года до трагедии группы Дятлова, мы имели неплохие подробные карты, полученные и переснятые нами на географическом факультете МГУ (они хранятся у меня и сейчас), что ни в какие органы, кроме городской Маршрутной комиссии, нам не приходилось обращаться, что никогда никаких отчетов в "соответствующие органы" я не писал, да мне это и в голову не приходило, что ни с какими загадочными аномальными явлениями мы там не сталкивались. Были трудности, но совсем другого рода. Кстати сказать, о том, что мы, оказывается, побывали в тех самых местах, где и погибли дятловцы, я узнал только из письма Татьяны Владимировны и из телепередач, хотя о самой загадочной гибели свердловских туристов в свое время у нас говорили много, несмотря на полное отсутствие сведений о ней в печати.

М.П.: Конечно же я слышала про цикл этих передач, но полностью их так и не посмотрела до сих пор. Меня приглашали участвовать в программе, редактор предлагала устроить телемост с Испанией, но я решила отказаться, потому что знала, что ничего хорошего из этого не получится. Трезвые голоса вряд ли будут услышаны, для рейтинга передач и самого канала нужны экзотические версии, самые скандальные предположения, неподкрепленные документами и фактами. Именно экстрасенсам и авторам таких версий и было предоставлено основное слово. Хочу заметить, что все новости в 'дятловедении', новые исследования по этой теме появляются сейчас в первую очередь в интернете, а потом уже по этим материалам делаются телевизионнные программы, иногда с опозданием на год, а то и больше.

Знаете, ведь по поводу той самой записки вашей группы сколько было всяких домыслов и дискуссий. Мол, не было никакой записки, не было там никаких москвичей. А когда недавно было опубликовано полностью УД, вместе с этой запиской, то пошли новые предположения, что записка эта - подделка, и писалась не москвичами. Таня решительно взялась за дело и написала Вам. Я сама много занималась розыском людей по теме гибели группы Дятлова, знаю, как это трудно и хлопотно найти свидетеля и упросить его, чтобы рассказал что-то, хоть самую малость, и когда Таня сказала, что нашла Вас, я просто была восхищена и особенно тем, что Вы любезно согласились рассказать о своем походе! Поверьте, знающие люди это оценят, и от чистого сердца скажут Вам спасибо и за дневник, и за Ваши рассказы.

Б.Г.: Меня очень удивило, что по поводу нашей записки на Отортене было столько разговоров, особенно о ее подделке.

Записка, оставленная группой на вершине Отортена.

Да, записка эта подлинная, мы в самом деле совершили в 1956 году поход к верховьям Печоры, хотя лично я на Отортен тогда по некоторым причинам не поднимался. Записку писал не я, и подпись под ней не моя. Я уже не припомню, почему ребята написали ее от моего имени. Вероятно, посчитали, что она должна исходить от начальника похода. Впрочем, восхождение это в летнее время было совсем не трудным. Сам же поход оказался очень нелегким и очень памятным для меня, для всех нас. К сожалению, мне известны судьбы далеко не всех наших ребят, кое-кого уже нет в живых, и Ваше письмо подняло в душе множество воспоминаний.

Ходатайство в городскую маршрутную комиссию.

Мой дневник никоим образом не поможет Вам в Вашем исследовании, но он может дать представление о духе тогдашнего туризма, о взаимоотношениях в походной группе, которые вряд ли были сильно другими в группе Дятлова. Прилагаю также наше ходатайство в городскую маршрутную комиссию. Почему-то в списке группы отсутствует фамилия еше одного нашего участника, Андрея Пашинкина. Так что на самом деле нас было не восемь, а девять человек, а цифра 9, как сакраментальная и опасная, не раз упоминалась в передаче Малахова по Первому каналу.

М.П.: Очень интересный факт, Борис Сергеевич, что ваша группа тоже состояла из 9 человек. И все пришли живыми и здоровыми из того похода. Это просто осиновый кол в версии всем любителям оккультщины и числа 9!

В Вашем дневнике указывалось, что ваша группа сняла с Отортена еще одну записку, студентов Свердловского университета, которые на две недели раньше вас поднялись на Отортен. Вы помните, сколько человек там было указано, и что было написано в записке? Может быть, она сохранилась у Вас, или ее отослали по адресу, который там указывался?

Б.Г.: Вопрос о записке свердловской группы на Отортене мучит и меня. Я все пытался вспомнить, как мы с ней поступили. По совести должны были, конечно, отправить им или на худой конец передать в Московский Совет по туризму, но так ничего и не выплыло из тумана памяти. Текст записки тем более не припомню, но было там то, что обычно пишут в таких случаях: состав участников, их принадлежность, дата.

М.П.: Бог даст, найдем участников и той группы. Наверно, они были первыми из студентов, кто взошел на Отортен. А может, и нет, и они тоже сняли с вершины чью- то записку. Должен же кто- то из них откликнуться.

Борис Сергеевич, а почему именно Отортен? Чем он вас так привлек? Вот В.М.Аскинадзи говорит, что маршрут неинтересный (я так понимаю, неинтересный, если идешь от Вижая до Холат-Чахля по Лозьве и потом Ауспии, действительно, долго и скучно, и идут по этому маршруту только ради того, чтобы повторить путь дятловцев). А вас из Москвы почему так потянуло на Отортен? Как про него узнали? Как планировали маршрут, все ли вершины покорили, какие намечали?

Б.Г.: Почему Отортен? Да просто как-то так сложилось. Отортен не был целью нашего похода, не знаю, говорили ли мы о нем вообще перед началом путешествия. Это был просто один из пунктов на нашем маршруте, а вела нас, скорее, романтическая идея перейти из Азии в Европу, сплавиться по Печоре от ее верховьев, побывать в местах, где до нас не проходила ни одна группа. На деле оказалось, что по крайней мере одна группа нас опередила буквально на две недели. "Покорять вершины" мы совсем не планировали, да и на Отортен поднимались не все члены группы.

Еще в январе начались разговоры со знатоками Сев.Урала, поездки в ТЭУ (туристско-экскурсионное управление на Заставе Ильича, где хранились отчеты всех прежних походов). В результате мы имели на руках гипсометрическую карту-миллионку (карту масштаба 10 км), карту-пятикилометровку и десятикилометровую карту р.Печоры. Лучшей и единственной применявшейся нами картой оказалась гипсометричка. Без нее нам было бы трудно, если не невозможно, идти. Вообще, нужно сказать, что карты без указаний высот в районе нашего похода абсолютно непригодны, так как вершины были для нас одним из самых главных ориентиров. Из отчетов и бесед со знатоками мы выяснили, что кое-что они могут рассказать о первой части маршрута (до хребта), да и то в несколько более южном районе. Из путеводителей и очень подробной и толковой книги Гофмана (отчеты о путешествиях 1849, 1851 и 1856 г.г.) составили себе представление о характере верхней Печоры и ее притоков. Наиболее же серьезная и ответственная часть пути - хребет - оставалась для нас, по сути дела, белым пятном. Мы лишь знали, что вершины хребта в этом районе безлесны.

Нужно иметь в виду, что мы переснимали карту фотоаппаратом по частям, поэтому листы отдельные и частично перекрывают друг друга. И реальный масштаб не 1 : 1000000 или 1 : 750000, а несколько иной (он, естественно искажается при фотоувеличении, да еще, вероятно, при сканировании), но это неважно, ведь Вам по этим картам не ходить. Обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, разные карты не вполне совпадают друг с другом, что, конечно, не облегчало нам жизнь. Во-вторых, большинства отмеченных на картах населенных пунктов на момент нашего похода на самом деле не существовало. Во всяком случае на всем нашем маршруте после лагерей и избы Николая вплоть до Шижима на Печоре мы не встретили ни одного селения или просто отдельного населенного жилища. На картах масштаба 7,5 км нанесен пунктир, которым, видимо, обозначен наш путь, но было это сделано до начала похода или после, я уже не помню. Сейчас я бы уже не взялся точно обозначить наш маршрут.

Карта, по которой шли на маршруте.

Продолжение карты.

Километраж маршрута.

М.П.: Спасибо Вам за карты! Я помещу все фотографии и карты, что Вы прислали, на своей странице в Яндексе, в специальном альбоме. Опять подтверждение тому, что не было таких названий на карте, как Холат-Чахль, ни тем более Горы мертвецов, все это придумано уже в наше время, когда стало возможно говорить о трагедии. А была просто высота 1079. Интересно, а как вы определяли, где переход из Европы в Азию, там стояли какие- то знаки?

Б.Г.: Указателей "Европа - Азия" в этих диких местах, конечно, не было и, полагаю, нет и сейчас. Но когда стоишь на Уральском хребте, не таком уж и широком, порядка сотни метров, никаких вопросов такого рода не возникает. А все эти карты мы получили и пересняли на месте при свете дня, на подоконнике на географическом факультете МГУ.

М.П.: Борис Сергеевич, из записей Вашего походного дневника на Отортен отметила такой момент, вы разжигали костер и долго не могли его разжечь, пока, наконец, не использовали кусок фотопленки. Это была новая фотопленка, или бракованная? Как вообще в то время обстояло дело с фотопленками для походов в то время, был дефицит? Говорят, что даже использовали нарезанную на куски кинопленку, как фотопленку? Носили ли специально фотопленку для розжига костра в трудных условиях, или пользовались новой, непроявленной?

Б.Г.: Обычная фотопленка в то время совсем не была дефицитом, в отличие от других фотоматериалов, например, некоторых сортов фотобумаги. Но, в общем, побегав по московским магазинам, всегда можно было найти то, что нужно. Другое дело качество, с этим всегда были проблемы. Какой пленкой мы разжигали костер, я теперь, конечно, не припомню. Скорее всего, у нас был некоторый ее излишек. Между прочим, в поход по Ветреному поясу нам удалось достать действительно уникальную, весьма высокочувствительную фотопленку, которая позволяла делать снимки даже при свете костра. Помогли какие-то знакомства в НИКФИ (кинофотоинститут).

М.П.: Спасибо, теперь понятно, что в Москве проблем с фотопленкой не было. Наверно и в Свердовске не было, хотя кто знает, вот Кривонищенко из Челябинска-40 писал, что у него проблемы с фотопленкой, и спрашивал, можно ли достать пленку в Свердловске. У дятловцев нашли кусок кинопленки, нашли в 15 метрах от палатки, свидетель сказал, что этот рулон кинопленки выкатился из палатки в результате осмотра палатки накануне. Что за рулон, сколько метров, неизвестно. Получается, что он был засвечен. Свидетели говорят, что в то время кинопленку тоже использовали для фотографирования.

Б.Г.: Разрезать кинопленку на куски и перемотать их на фотокассеты гораздо удобнее было бы сделать дома. Вряд ли дятловцы смогли бы загрузить уже разрезанные куски в коробку, это лишняя возможность засветить пленку. А никому не приходило в голову сравнить пленку из фотоаппаратов дятловцев с пленкой из коробки?

М.П.: Следствие, может быть, и сравнивало. Судьба некоторых фотопленок и этого рулончика кинопленки неизвестна. С фотопленками получается интересная картина. Они вдруг обнаруживаются в личном архиве следователя Л.Н.Иванова, хотя по закону должны были быть изъяты с места осмотра, где они находились на момент обнаружения, должен был быть составлен акт изъятия. Затем все негативы должны были быть упакованы в специальный конверт, который пронумеровывается и подшивается к Уголовному делу. Ведь пленки могли содержать в себе некие улики, это вещественные доказательства. Погибли люди. Отчего погибли, никто не знает, на месте обнаружения палатки находят фотоаппараты с пленками и пленки в железной герметичной банке. Может быть на них запечатлен убийца. Или момент, который послужил причиной гибели группы? В любом случае фотопленки являются ценнейшими вещественными доказательствами и должны быть оформлены по закону, чтобы потом могли служить полноценными доказательствами в суде. На самом же деле пленки обнаруживаются у следователя уже в наше время. Причем по словам дочери следователя Иванова - Александры Львовны, эти пленки было приказано уничтожить, но Иванов не послушался и сохранил их в своем архиве, спрятав их в надежное место, да так, что их сразу потом и найти не могли после его смерти. Так, благодаря следователю Иванову мы можем видеть походные фотографии дятловцев. Кто проявлял эти пленки в криминалистической лаборатории Свердловска, кто смотрел их первыми, кто вырезал, может быть, опасные кадры, оставив только несущественные, на свой взгляд, нам неизвестно. Имеем то, что имеем. Благодаря следователю Л.Н. Иванову, который поступил вопреки приказаниям.

М.П.: Борис Сергеевич, Вы отмечали в дневнике, что два товарища не слушали руководителя похода и ходили сами по себе, по своим делам. Разве такое поощрялось? Как у Вас в Вашем личном опыте походной жизни, часто ли были такие случаи, что группа выходила из повиновения руководителю и даже делилась на части? Насколько мне известно, иногда такие случаи заканчивались трагично.

Б.Г.: Вообще с самого начала, еще до избрания начальника, существовал уговор, что после любых обсуждений и дискуссий окончательное слово всегда принадлежит начальнику похода , кто бы им ни был, это закон. Это даже не обсуждалось. Вообще-то "политический строй" в группе, во всяком случае в нашей, я бы охарактеризовал не как самодержавие, а как просвещенный абсолютизм. Все же и начальник, и члены группы все были свои ребята, и начальник не появлялся откуда-то сверху, а избирался из своих (в частности на меня эту хлопотную обязанность возлагали, мне кажется, главным образом потому, что я не умел отказаться). Мы могли спорить, обсуждать, не соглашаться друг с другом, но только до окончательного слова начальника. Все изначально понимали, что это необходимо для безопасности группы и последствия неподчинения могут быть самыми тяжелыми. У меня, что неудивительно, не сохранилось живой памяти о том печальном эпизоде, но судя по всему провинившиеся подверглись "суровому суду своих товарищей" и больше в дневнике подобных случаев вроде бы не отмечено.

М.П.: В походном дневнике группы отмечалось, на пути в Вижай "картины кругом, в общем, мрачные. Везде лагеря или следы деятельности заключенных". А как и в чем выражалась эта мрачность? Вы писали, что когда группа находилась на 100-м участке, то приходилось дежурить с ружьем всю ночь. И к вашему костру приходили разные люди, отчего было неспокойно на душе. Вас предупреждали лагерные власти об опасности тех мест, об опасности контактов с населением, или же вы сами думали, что находитесь в краю лагерей и поэтому побаивались? Вам кто-нибудь по дороге рассказывал о побегах заключенных? Почему вы решили не стрелять дичь, пока не вышли из зоны лагерей?

Б.Г.: Мрачные картины на пути в Вижай - это, разумеется, вышки и колючая проволока, следы деятельности - сплошные вырубки леса.

Один из видов Северного Урала, что встречался на маршруте группы.

В тех местах (а мы начинали из Вижая) было тогда много лагерей, и в первые дни мы вынуждены были посменно дежурить по ночам с единственной у нас охотничьей одностволкой. Мы слышали, что местное население (манси) получало серьезные материальные поощрения за помощь в поимке (и только ли поимке?) беглых зеков. В то время мы живо обсуждали между собой "лагерные" версии. Как Вы, конечно, понимаете, мне трудно через 57 лет припомнить все подробности, но тревожные ощущения трудно было бы не испытать в "краю лагерей" даже и без предупреждений начальства. Потому мы и решили не охотиться в первые дни, чтобы выстрелами не спровоцировать возникновение какой-нибудь нежелательной ситуации.

М.П.: Мне хотелось бы уточнить такой вопрос: когда вы ехали в Вижай, на пути следования Вашу группу останавливали проверяющие посты и сколько раз? Что спрашивали и отмечали? И когда вы приехали в Вижай, должны были идти отмечаться к лагерному начальству, сообщать контрольные сроки похода? Вы помните начальника лагеря? Ходили ли вы к вижайскому лесничему спрашивать о маршруте?

Б.Г.: Никаких проверок со стороны "проверяющих постов" по пути в Вижай не было. А в самом Вижае (скорее всего, именно там ) мы, конечно, должны были сделать отметку с печатью в каком-нибудь официальном учреждении, так же как и по окончании похода. Это было строгое требование маршрутной комиссии и вообще общее правило. Где именно мы получили такую отметку я, к сожалению, тоже не помню. Не помню, ходили ли мы к начальнику лагеря. Вряд ли. И к лесничему не обращались. Мы стремились поскорее выйти на маршрут, чтобы не испытывать тех самых неприятных ощущений.

Лежневка Ивдель-Вижай.
Фото Геннадия Кусова, сына начальника Вижайского лагпункта Кусова Б.М.

М.П.: Получается, что посты, или, как еще их называли, зоны, появились на дороге в Вижай позднее 1956 года. Местные жители рассказали, что "на Вижае" никакого КПП не было, въезжали обычно, как в любой поселок. А на трассе Ивдель-Вижай стояли посты, дежурили опера, они проверяли всех приезжих, куда, к кому, кто едет. Ну и в поселке туристы заходили в "контору", отмечались, ставили в известность администрацию лагеря. Просили помощи, доехать до определенного места, и им в этом помогали.

Борис Сергеевич, наличие паспортов было обязательно для каждого участника похода? Или можно было довольствоваться пропуском с фотографией, или каким другим документом, удостоверяющим личность? Билет в библиотеку, например, с фотографией? Вы выписывали командировку на этот поход, получали командировочное удостоверение?

Б.Г.: Паспорта при нас, конечно, были, хотя я не припоминаю какого-то конкретного случая, когда бы они понадобились. Впрочем, нет, вспомнил: деньги на обратную дорогу хранились у нас на аккредитиве, и получить их без паспорта в Ухте, откуда мы уезжали в Москву, было бы невозможно. А при покупке самих железнодорожных билетов паспорт тогда не требовался. Вполне возможно, что и при перелете из "аэропрота Курья" (видели бы Вы этот аэропорт!) в Троицко-Печерск нашими паспортами не очень-то интересовались. Никакого командировочного удостоверения нам не выписывали, но имелось сопроводительное письмо от факультета с просьбой о содействии. Мы его показывали милиционерам на вокзале в Ухте, когда они разбудили нас, спящих на рюкзаках на полу, и поинтересовались, кто мы такие. Этого письма из уральского похода у меня не сохранилось, но есть аналогичное из похода по Алтаю.

М.П.: Это сопроводительное письмо могло называться также командировочным удостоверением? Я так поняла, что в то время можно было спокойно путешествовать без паспортов, если не имелись аккредитивы, а всю наличность несли с собой. Если что- могли показать бумажку из института и все. Обратные билеты тогда не брались, не было такой системы, я так понимаю.

Б.Г.: Можно ли называть сопроводительное письмо командировочным удостоверением, я не знаю. Вряд ли. В командировочных удостоверениях полагается все же делать какие-то официальные отметки. Мы называли это между собой "охранной грамотой". А что касается паспортов, то Вы, боюсь, не совсем правильно меня поняли. Не забывайте, что в 1956 году прошло всего три года со дня смерти великого вождя всех народов и корифея всех наук, и боязнь оказаться без вины виноватым перед лицом заинтересованных органов еще не испарилась. Так что иметь при себе свидетельство своей лояльности было необходимо. Да и когда в нашей стране было иначе? Другое дело, что простые люди и низшее начальство и так хорошо видели, кто перед ними находится, и предъявлять паспорт приходилось не часто. Но иметь его при себе следовало.

М.П.: Борис Сергеевич, а как хранились документы участников группы и деньги, у кого? Каждый нес свой паспорт с собой, или отдавали руководителю? Общие деньги, вероятно, хранились у завхоза, или у руководителя. Брали ли с собой личные деньги, или в основном пользовались аккредитивами?

Б.Г.: Сколько я помню, свои паспорта каждый нес в собственном рюкзаке, так было безопаснее. Личных денег, по-моему, не было, как-то это не укладывалось в общую систему взаимоотношений в группе, но какая-то общая сумма наличными, конечно, имелась, приходилось же иногда расплачиваться на месте (например, за подвоз на лодке от Усть-Уньи до Курьи или за самолет от Курьи до Троицко-Печерска). У кого эти деньги хранились, точно не скажу, возможно, и у меня. Аккредитивом можно было воспользоваться, естественно, только там, где существовала сберкасса, в нашем конкретном случае - в Ухте, и эти деньги (основная часть наших средств) предназначались на обратные билеты до Москвы.

М.П.: Вот у Рустема Слободина его паспорт нашли в нагрудном кармане вместе с некой суммой денег. Не мешало ли все это в походе, когда натирали лямки тяжелого рюкзака? Ведь паспорт мог помяться, да и впивался в тело при такой нагрузке, мог промокнуть от пота... Как Вы думаете? Носили ли Вы лично или кто- то из Ваших знакомых в походе паспорт именно в нагрудном кармане ковбойки?

Сопроводительное письмо группы для похода по Алтаю.

Б.Г.: Попробую обратиться не столько к памяти, сколько к простой логике. Не забывайте, что дятловцы шли зимой, и в этих условиях нести документы в нагрудном кармане было вполне естественно. Не думаю, что лямки рюкзака, и тем более пот, могли как-то повредить их. Лямки правильно собранного и уложенного рюкзака не накладываются на "область нагрудного кармана", если можно так выразиться. Другое дело летом. Летом часто попадаешь под дождь, летом карман ковбойки обычно не защищен материалом штормовки или свитера, летом и пот, бывает, льет. Разумнее при этом, конечно, нести документы в рюкзаке, в каком-нибудь водонепроницаемом вместилище. Полиэтиленовых пакетов в наши времена в обиходе не водилось, и мы, скорее всего, обходились для этого, как и для хранения спичек, клеенкой. Но это не информация из памяти, а снова простая логика. Не помню я и того, где и как носил свой паспорт. Думаю, по обстоятельствам, как было целесообразнее.

М.П.: В начале маршрута Вы отметили такой эпизод: "Вечером поезд Свердловск-Полуночное потащил нас дальше. Рано утром прибыли в Серов. Здесь вагоны, следующие до Полуночного, простояли целый день: по некоторым причинам движение на этом участке осуществляется только ночью." А почему именно ночью, по каким причинам?

Б.Г.: Я вынужден ссылаться на изъяны памяти, которые мешают мне ответить на вопрос о причинах задержки в Серове. Может быть, было нежелательным, чтобы пассажиры смогли увидеть лишнее по дороге в Полуночное.

М.П.: Меня поразила запись в Вашем походном дневнике про стоянки манси, которые ваша группа встречала в пути. Что среди костровищ валялись пустые бутылки. Ведь на одном из фото поисков группы видно костровище, обугленные стволы и в снегу у головешки какая- то бутылка.

Бутылка у кедра.

Ю.Е.Юдин над этим фото голову ломал, откуда там взялась бутылка. Считал эту бутылку важной уликой присутствия посторонних людей. Другие исследователи решили, что это не бутылка, а просто сучок или головешка. Или же бутылку оставили поисковики. Я все думала, почему сделано это фото остатков костровища и бутылки, причем на заднем плане стоит сам следователь Иванов. Не могли же поисковики принести бутылку, распить ее там, где нашли два трупа у потухшего костра, и потом еще сделать фото брошенной пустой бутылки на фоне головешек. В вашем дневнике увидела разгадку - там были манси! О том, что у кедра была стоянка манси, также утверждает и бывший поисковик В.Г.Якименко, а журналист Г.К.Григорьев, тоже побывавший на поисках в первые дни, в снегу у кедра откопал даже какую- то кожу, правда сейчас, он уже не помнит об этом эпизоде, но в его блокнотах запись о коже осталась. Кожа - это вероятно была оленья шкура.

Я спрашивала у В.Г.Якименко, встречали ли они следы пребывания манси в том месте, ответ был утвердителен. Мансийские вещи они находили в районе перевала, у останца и на склоне Отортена. Это были вышедшие из употребления и потому брошенные вещи манси. В.М.Аскинадзи заметил, что костёр у кедра можно было назвать костром только "в кавычках", это слегка обгорелый березовый ствол, гнилуха, которая никак не могла обогреть в мороз. Поневоле напрашивается вывод, что костер тот жгли не дятловцы, а была это старая стоянка манси у кедра, с остатками костровища и брошенной бутылкой из-под водки. У этой стоянки манси были положены кем-то обожженные тела дятловцев. С настилом тоже не все так просто. Из свежих еловых веточек была сделана дорожка к оврагу. А сам настил, как видно по фото, в основном был сделан из старых осыпавшихся пихтовых стволов, на концах которых видны ровные срубы, и поставлен он в таком месте, где, по словам местных охотников, можно было выслеживать глухарей. Словно кто-то хотел навести следствие на след причастности манси к смерти группы.

Меня также впечатлило Ваше сообщение в дневнике, что на вершине высоты 1079 группой был обнаружен жертвенный знак манси с медвежьим черепом. А ведь манси, все как один, говорили, что гора у них не считается священной и не посещается.

Б.Г.: Фотографии медвежьего черепа у меня, к сожалению, нет. Сколько помнится, никаких жердей там не было, а как был закреплен медвежий череп, мы не разглядывали, потому что не подходили к нему близко и тем более не трогали руками. Из уважения к местным святыням. Помнится, что мы встречали подобные знаки и в других местах на хребте, может быть, и на Отортене. А манси вполне могли оставить бутылку. Как было понятно из разговора с манси Николаем, который сопроводил нас на пару километров в самом начале похода, тема спиртного очень его интересовала. Но на хребте "мансийские" бутылки нам встречались часто.

Юдин мне казался, в том числе и по Вашему интервью, очень скромным и очень порядочным человеком. Царство ему Небесное! Увы, наше поколение уходит, и происходит это весьма стремительно...

М.П.: Для меня лично было важным, наконец, разрешить вопрос: откуда там, у костра, взялась пустая бутылка. У Вас в дневнике есть запись, что тот самый Николай, который манси, все спрашивал вас о том, где можно купить спиртное. "Всю дорогу он без умолку болтал, интересуясь, главным образом, имеется ли водка в Вижае, 1-м Северном и прочих местах..."

Б.Г.: Приходится признать, я слишком мало интересовался тогда местными людьми и повседневной жизнью в местах, где приходилось бывать.

М.П.: Еще очень интересный момент, отмеченный в дневнике: Ваша группа видела вдруг откуда-то появившийся серебристый самолет, который начал кружить над вами, когда группа вышла на западный склон высоты 1079. Вы даже разглядели у него два мотора. Почему-то Вы предположили, что велась аэрофотосъемка. Я поинтересовалась у одного бывшего ивдельского летчика, что за самолет мог там летать, делалась ли это аэрофотосъемка? Он рассказал, что лучшим самолётом для аэрофотосъёмки на тот момент был Ил-14, на котором стоял автопилот и автомат программного разворота. Судя по Вашей дневниковой записи это мог быть самолёт Ил-14 или Ли-2, так как имелись два двигателя и самолет был серебристой окраски.

ИЛ-14М. Фото Родиона Николяна.

ЛИ-2

С того и с другого самолетов вполне могла вестись аэрофотосъёмка, на тот период этих работ велось много для создания и обновления топокарт. Ил-14 мог держаться в воздухе до 9 часов. Единственное его замечание такое: съёмка ведётся параллельными галсами, обычно с запада на восток и обратно. А в дневнике говорилось, что самолет кружил над группой. Это больше похоже на поисковые работы, когда самолёт, прибыв в интересующий объект, закручивает спираль, расширяя поиск. Или велось наблюдение, может быть, за вашей группой.

Интересный момент заключался в том, что самолет как внезапно появился, когда вы оказались на вершине Холат-Чахля, кружил над вами два дня, так и внезапно исчез, когда Ваша группа покинула окрестности Холат-Чахля.

Б.Г.: Два мотора у кружившего самолета были просто-напросто хорошо видны. А вот кружился ли он именно над нами, я не уверен. Наверно, у него была какая-то другая цель. Почему мы подумали об аэрофотосъемке? А что другое могло прийти нам в голову? Это было самое естественное объяснение, правил аэросъемки мы, конечно же, не знали.

М.П.: Прочитала очень интересный пассаж по теме трагедии, перекликающийся и с Вашим походом на Отортен. Это касается тех самых самолетов, которые два дня подряд кружили над вами, пока вы находились в районе высоты 1079. Пишет сын одного из свидетелей по делу дятловцев Л.Гордо: "Отец обратился за помощью к летчикам с Уктусского аэропорта. Те покрутили у виска головой и сразу сказали, что зона, где пропали туристы, недоступна для полетов. Возможно, в тех местах в те времена хранились ядерные боеголовки. От себя добавлю, что такие 'запретки' есть даже в Московской области. Территория огорожена колючей проволокой, а если идти дальше, то можно увидеть надпись: 'Запретная зона - стрельба без предупреждения'. В итоге летчики сказали, что лететь в эти квадраты не могут и нужно разрешение КГБ. Отец оказался между молотом и наковальней. С одной стороны, новостей требовали родственники ребят, с другой - находились сотрудники КГБ, которые строго-настрого запретили распространять хоть какую-то информацию о дятловцах. В самолет на поиски сел сотрудник КГБ. Он сразу сказал, что не надо было посылать ребят на верную смерть. Дятловцы попали в запретные квадраты и, по сути, стали государственными преступниками. В местах, куда они забрели, никто никогда не ходил. Кто их убил - это уже второй вопрос и не такой важный. Они стали преступниками - они были уничтожены."

А Вы обращались к кому-нибудь за разрешением идти в те места? Вот интересно, вы же шли наверняка без всяких разрешений. И над вами кружили самолеты....

Неужели соответствующие организации не контролировали местные турклубы. Не следили за тем, куда посылают туристов, в какие районы? Ведь в нашей стране почти всегда был тотальный контроль над всем и вся...

Б.Г.: Мы действительно не получали никаких разрешений на путешествие по нашему маршруту, и нам даже в голову не приходило спрашивать их, поскольку наш путь лежал весьма далеко от пограничных районов. И самолетам мы не придали особого значения, просто приятно было увидеть в диких местах свидетельство существования цивилизации. Насчет тотального контроля Вы совершенно правы, и именно поэтому я думаю, что все разговоры о секретных запретных зонах в районе Отортена - полная ерунда. Как бы ни относиться к деятельности "органов", но какую-то профессиональную подготовку они все же получали, и предотвратить появление ненужных людей в ненужном месте, наверно, смогли бы без кровавых эксцессов.

Б.Г.: Версия о хранении в тех местах ядерных боеголовок представляется мне достаточно нелепой. Чтобы завезти их туда, а главное, чтобы быстро вывезти в случае необходимости, нужны по крайней мере надежные дороги или хотя бы хороший аэродром. Вы гораздо больше меня знаете о тех краях. Слышали ли Вы о чем-либо подобном? Подмосковье - совсем другое дело. И откуда снова возникают разговоры о том, что в этих местах "никто никогда не ходил"? Ходили! Не считая местных, за один 1956 год там, как Вам известно, побывали по крайней две посторонние группы.

М.П.: Я поинтересовалась у того же самого ивдельского летчика, правда ли, что в Ивдельском районе имелись квадраты, в которые нельзя было летать без разрешения КГБ? И как он прокомментирует рассказ сына Л.Гордо.

Вот его ответ: 'Каждый полёт осуществляется строго по трассам, и то накануне подаётся предварительный план полёта для согласования и получения разрешения. Запретные и полузапретные режимные зоны были, есть и сейчас. Мы знали многие такие зоны, где проводились учебные зенитные стрельбы, или на юге стреляли по грозовым облакам. Москва же вся - запретная зона, если не летишь по установленным коридорам. Полный запрет был над космодромами, военными полигонами, режимными заводами. Ограничивали над ГЭС и АЭС. Были полёты над АЭС Чернобыль и в районе аэропорта Звартноц Эреван. Сотрудники КГБ контролировали работу диспетчеров, когда в зоне ответственности устанавливалсяособый режим полёта. И порядок действительно был.

Воинские части, огражденные колючей проволокой, были повсюду, но это, как правило, части и городки с развитой сетью подъездных дорог. Хранить ядерные боеголовки, которых на тот момент в 1959 г. у нас было явно мало, вдали от стартовых комплексов, не имело смысла. А завести туда все строительные мощности и межконтинентальные ракеты, не имея дорог, можно было только вертолётами, да ещё соблюдая режим секретности, это вряд ли бы удалось.Я думаю, ядерных боеголовок там не было.

Сотрудник КГБ, возможно, и был в поисковой группе, но так цинично он, наверно, не высказывался. А по тем таёжным местам свободно ходили и охотники, и геологи, и даже туристы.'

М.П.: Борис Сергеевич, очень интересные детали Вы описываете в походном дневнике. На склоне Отортена: "Шли все время вдоль Мотью и вскоре наткнулись на настоящую дорогу со множеством следов, не обозначенную у нас на карте. Дорога пересекала долину реки и уходила на восток, к хребту. Здесь началась настоящая тайга, уже знакомая нам, и в поисках более легкого пути мы поднялись вверх."

Помните, что там за дорога такая? Что-то меня все эти неизвестные дороги, неотмеченные на картах, и таинственные самолеты в том районе, да еще периодическое трясение горы Холат Чахль в то время ну очень настораживают.

Б.Г.: Память - ненадежная вещь, моя во всяком случае, и я совсем не помню ту дорогу. Не думаю, что это была как-то обустроенная трасса. Я еще раз посмотрел карту и все же нашел речку Мотью. Это название вписано от руки и его очень плохо видно, но если Вы посмотрите на гипсометрическую карту, то можно разглядеть поток, стекающий прямо от высоты с отметкой 1182 (Отортен) на север (т.е. вверх) в направлении горы Койп (1108).

После Отортена.

Кстати, на языке манси "ю" означает "река, по которой можно плавать на лодке".

Страничка походного словаря мансийских слов, выписанных из книги Гофмана.

Я отсканировал мини-словарик мансийских слов, который был со мной в том походе. Слова касаются только некоторых географических названий, они были записаны до похода и взяты, кажется, из книги Гофмана. Ужасный был у меня почерк, я и сам не все могу прочесть.

Мне вообще-то трудно себе представить, судя по тому, что все же помнится, саму возможность активной военной деятельности в тех местах, как-то не похоже. И самолеты нас тогда нисколько не насторожили. Мало ли что они могли там делать. А вдруг это был учебный полет? Теперь я почти уверен, что это была обычная аэрофотосъемка. То, что я описал в дневнике как кружение над нами, вполне могло быть теми самыми галсами вперед-назад, о которых говорит летчик. Кстати, насколько я помню, самолет летал не прямо над нами, а несколько на стороне Азии, причем на довольно большой высоте. Появление его в момент нашего выхода к хребту тоже можно объяснить просто. Именно в это время распогодилось и появилось солнце, а до того висели облака и часто шел дождь. Да и мы, находясь в тайге, не очень-то часто смотрели на небо.

М.П.: Получается, что я Вас невольно подтолкнула к перемене показаний о самолетах. Вы вспомнили новые подробности. Жаль, какая интрига закручивалась. Мне так она нравилась! Но что поделаешь, истина дороже. Для того и исследую свидетельства со всех точек зрения, чтобы прийти к определенному выводу. Но хотелось бы внести дополнение к Вашим словам о погоде. Погода, судя по дневниковым записям, установилась солнечная и жаркая уже с 23 июля, а на склон Холат-Чахля ваша группа вышла 25 июля и поднималась на него 26 июля, чтобы продолжить путь на Отортен. И именно в эти два дня появлялись самолеты и долго летали над вами. Потом самолеты в небе в дневнике больше не упоминались. Может, это и случайность, что именно над Холат-Чахлем они летали, когда вы там проходили, а может, и нет. Видите, я не сдаюсь.

Б.Г.: Что касается самолета, то я не верю в его появление там ради нас. Нет, эту интригу я решительно отвергаю. Кстати, я заметил, что Вы теперь знаете мой дневник значительно лучше меня, за что Вам честь и хвала.

М.П.: Потому что он мне нравится, очень интересный!

Борис Сергеевич, Вы пишете, что ночевать группа спускалась вниз, не осталась ночевать на склоне. 'Как уже сказано, ночуем у высоты 1079. Снова пришлось спускаться глубоко вниз, но на этот раз в Европу, к истокам одного из притоков Уньи.' Почему вы спускались к Унье, а не к притокам Лозьвы? Почему нельзя было заночевать на склоне, чтобы утром не тратить время на подъем, а сразу пойти по хребту дальше?

Б.Г.: На ночевку "в Европу" спускались потому, что так было удобнее и ближе. В другие разы ставили лагерь и "в Азии". Ну, это как раз очень просто: на хребте нет ни воды, ни дров для костра, вот и приходилось спускаться к кромке леса.

М.П.: Это казалось бы очевидное правило было нарушено в случае с дятловцами, чья палатка была установлена на ветренном склоне зимой, не летом! Без нужного запаса дров. В то время, когда внизу был лес, было тепло, были дрова. Эта странность в выборе места установки палатки отмечают некоторые исследователи, знакомые с туристическими правилами и обычаями. Или дятловцы были вынуждены установить палатку на склоне по каким-то неизвестным экстремальным причинам, или же палатку устанавливали не дятловцы.

Борис Сергеевич, а Вы ходили в зимние походы? Как у вас было принято устанавливать палатку зимой? В безлесной зоне ставили палатку на лыжи, повернув их креплениями вниз?

Б.Г.: В лыжных походах я бывал, но ставить палатки на лыжах никогда не приходилось, я даже не слышал о таком способе. Лапник всегда находился, а в безлесных местах нам ночевать не довелось. А вот для костра копали яму в снегу до самой земли, это создавало дополнительный уют и мешало слишком бесполезно рассеиваться теплу. Так во всяком случае нам казалось.

Майя Леонидовна, я бы не стал придавать этому вопросу особого значения, тем более искать в нем зловещий смысл. Во-первых, передвигаться зимой, по глубокому снегу, намного труднее, чем летом, и ребятам могло быть просто жалко возвращаться, "никто пути пройденного у нас не отберет". Во-вторых, насколько я понимаю, они не так уж далеко ушли от края леса, куда потом и добежали в панике, и вполне могли решить, что за дровами можно будет послать пару наиболее сильных ребят. В-третьих, один-то раз можно было и отказаться от горячей пищи, обойтись сухим пайком, ведь в палатке нашли корочки от грудинки или что-то в этом роде.

М.П.: Как там насчет погоды было, на склоне высоты 1079, сильные ветра? В дневнике почему-то об этом не упоминается.

Б.Г.: Ни с какими особыми ветрами на Уральском хребте мы в том походе не сталкивались. Но это было летом, в июле, а что там происходит зимой, описал журналист Г.Григорьев.

М.П.: Борис Сергеевич, почему в походе решают бросать курить? Вот и дятловцы тоже дали слово бросить курить, а в вещах нашли сигареты 'Ароматные'. И Ваши курильщики вдруг на маршруте закупились папиросами, хотя в походе решили бросить курить. Чем курение-то мешает?

Б.Г.: В 1956 году я еще не курил, и ответить, почему именно в походах люди решают бросить курить, мне трудно. Может быть потому, что вдали от жилых мест достать курево непросто, и внешние обстоятельства как бы подталкивают к этому нелегкому решению. Но поскольку теперь я курильщик с уже более чем 40-летним стажем, могу подтвердить, что это очень и очень непросто. Вы, как человек некурящий, вряд ли это поймете.

М.П.: Борис Сергеевич, как поступает руководитель группы, если внезапно на маршруте заболевает кто- то из участников похода. Были ли у Вас такие случаи в походах, что Вы делали в этих случаях? Я хочу понять, почему Игорь Дятлов отпустил Юрия Юдина одного, хотя там был и возница, но возница уехал далеко вперед на целых три часа пути, и Юдин всю дорогу шел один. А если бы с ним что-то случилось на обратном пути. Провожающего ведь с ним не было. И группа не остановилась на Втором Северном на 1 день ожидать известий, благополучно ли дошел Юдин до 41-го участка. Более того, ему позволили, больному, идти с группой весь день на Второй Северный. Мне кажется, это как- то непродуманно принятое решение.

Б.Г.: Думаю, что в каждом конкретном случае будет принято конкретное решение. Я же не могу знать, в каком реально состоянии находился несчастный Юдин, что за человек был возница. Если Дятлов и его товарищи отпустили Юдина одного, значит, они не считали положение угрожающим. У нас в другом походе, на Кавказе, один из ребят сильно рассек кожу на голове, было много крови. Мы отправили его вместе с другим парнем в ближайший медпункт, а сами два дня ожидали их на месте. К счастью, ничего серьезного не оказалось.

М.П.: В этом же случае проявилась некая ирония судьбы: больной Ю.Юдин вернулся из похода живым и невредимым, и прожил долгую жизнь. А здоровые участники группы погибли через несколько дней. Подобный случай разделения группы на больных и здоровых, когда здоровые не пошли сопровождать больных до ближайшего населенного пункта и вскоре погибли, а больные и травмированные выжили, произошел летом 1961 года в Забайкалье тоже со студентами УПИ. В группе было семь человек, но трое, включая девушку со сломанной ногой и руководителя, получившего также травму на спуске с перевала Медвежий (Кодарский хребет), вернулись, а оставшиеся четверо почему- то продолжили маршрут, и погибли.

Борис Сергеевич, вот в том походе, какие-то места на маршруте влияли на вас, внушая неосознанный страх? Я посмотрела походные фотографии. Места жуткие, дикие. Или по молодости такие вещи не замечались, не фиксировались психикой?

Б.Г.: Нет, никаких необъяснимых тревожных ощущений в том походе я не испытывал. Такие ощущения возникали в результате возникновения вполне конкретных ситуаций, например, из-за близости лагерей. Это случалось и в походе 1956 года, и особенно в более раннем зимнем походе по Среднему Уралу. А то, о чем спрашиваете Вы, было однажды в зимнем походе по Архангельской области, когда мы вышли к довольно большому, но брошенному, абсолютно безлюдному поселку, где когда-то жили лесорубы. Множество совершенно целых пустых домов, невозможная тишина, мороз, яркая луна на безоблачном небе. Было почему-то не по себе. Но мы там заночевали, а утром от ночных страхов не осталось и следа.

М.П.: А что произошло в зимнем походе по Среднему Уралу?

Б.Г.: Этот поход на Средний Урал был организован турбюро химфака для того, чтобы много уже ходившие туристы могли поделиться своим опытом с такими неофитами, какими были мы. Поэтому группа была весьма многочисленной.

К концу похода наша многолюдная группа вышла к одному из лагерей, которых тогда множество было в этих местах. На ночь нам отвели место в пустующем бараке для бесконвойных зеков, а утром пообещали отправить на машине в Кизил, поскольку присутствие посторонних крайне беспокоило лагерное начальство. Утром, действительно, пришел грузовик, работавший, кстати, не на бензине, а на деревянных чурках, и потому имевший с каждой стороны кабины по высокой черной колонке, в которой гудел огонь. Между шофером грузовика и отправлявшим его начальником разгорелся какой-то нешуточный спор. К сожалению, мы слишком поздно поняли его смысл: шофер-заключенный настаивал, чтобы ему разрешили остаться на ночь в Кизиле, а начальство требовало возвращения к вечерней поверке. Разрешения не последовало. Едва мы разместились в кузове, машина рванула с места, а вслед, отчаянно матерясь и размахивая пистолетом, бросился охранник, рот которого был набит золотыми зубами. Он вскочил на подножку, грузовик помчался почему-то не по дороге в город, а свернул в лес и вскоре остановился на сумрачной поляне, окруженной высоченными соснами. Посередине горел громадный костер, и вокруг него чернели фигуры зеков, которые вполне недвусмысленно поглядывали на двух наших враз притихших девушек (одна из них была, кстати, дочерью кинорежиссера Васильева и актрисы Мясниковой - Анки-пулеметчицы из 'Чапаева'). Правду говорят, что люди по ту и эту сторону тюремной решетки близки по духу, живут в одном мире. Охранник был явно из этого мира и говорил на одном языке с заключенными, но все же представлял закон, и его явно побаивались. Под его присмотром в машину были загружены сосновые чурки, и мы, наконец, выбрались на дорогу, ведущую в город. Здесь охранник нас оставил. Но уехали мы недалеко, застряв у первого же небольшого, но довольно крутого подъема. Сначала грузовик с разбега дотянул почти до конца подъема, но потом бессильно скатился назад. Было много новых попыток преодолеть препятствие, мы дружно толкали машину, подкладывали под колеса лапник, но каждый раз почти на самой вершине мотор неожиданно глох, и грузовик откатывался обратно, грозя раздавить толкавших ее ребят. Тут мы, наконец, поняли, что дело не в крутизне подъема и не в неисправности машины. Водитель и не собирался совершать этот рейс на невыгодных для него условиях.

Тем временем короткий северный день закончился, и нам не осталось ничего другого, как встать на лыжи и постараться пешком преодолеть оставшиеся километров 25 до города. Сначала мы довольно быстро двигались по накатанной дороге, но постепенно усталость стала брать свое, ноги начали разъезжаться, мы сняли лыжи и дальше уже просто тянули их за собой на веревке. В полной темноте увидели какой-то странный барак на краю дороги, куда нас впустили ненадолго погреться. Тепло сразу разморило измученных ребят, глаза непроизвольно закрывались, и мы охотно остались бы здесь до утра несмотря на всю подозрительность обстановки дома, напоминавшего разбойничий притон, если бы вскоре нас едва ли не насильно не вытолкали обратно на мороз. Мы потащились дальше, в буквальном смысле слова засыпая на ходу. Совсем уже под утро добрели, наконец, до Кизила. Как ни странно, сторож школы, в двери которой мы долго отчаянно стучали, впустил нас в физкультурный зал, где мы, наконец, обессилено повалились на маты, покрывавшие пол. Нет, пожалуй, это был все же не Кизил, а какой-то поселок на пути к нему, ибо выяснилось, что кому-то из нас нужно сейчас же идти на местную автобазу, где как раз начинался рабочий день, дабы договориться насчет машины, которая и довезла бы нас до станции Кизил. Хотя в этом походе никакой такой ответственности на мне не лежало, начальником был совсем другой парень со старшего курса, я все же решил проявить силу воли и отправился вместе с ним. Какую же тоску вызывает заваленный снегом, забытый Богом поселок, освещаемый лишь светом тусклых электрических лампочек из низеньких окон деревянных домишек! И вот здесь можно прожить целую жизнь? Но все когда-нибудь кончается, кончилось и это испытание. Под вечер мы уже сидели в вагоне скорого поезда и катили в Москву. Вот и все те тревожные ощущения от похода, о которых я упоминал.

М.П.: Да, довольно-таки жуткая история.

Борис Сергеевич, читая отчеты о походах других групп, замечаю, что они брали на себя обязательства отмечать, например, уровень снежного покрова, наблюдение за природой, проводить лекции в тех местах, где они проходили, все это ставилось в план своего похода и утверждалось в маршрутной комиссии. Даже брали подтверждающие документы на месте, справки о том, что провели такую- то лекцию в таком населенном пункте. Из дневников группы И.Дятлова видно, что они тоже выступили в школе перед детьми, но это было незапланированное выступление, а скорее спонтанное, потому что группу пустили отдохнуть в ближайшую к вокзалу школу. И справку о том, что дятловцы прочитали лекцию о туризме, они могли попросить у дирекции школы для отчетности. В турклубе УПИ такое поощрялось.

Читали ли Вы отчет группы москвичей-студентов МГУ, за 1954 год, поход по Северному Уралу, руководитель Е.Шулешко? Знаком ли кто из них Вам лично? А от вас требовали составлять такие отчеты? И вообще, как писался отчет о походе, так же, как дневник, или существенно отличался от походного дневника? Кому сдавался этот отчет? И обязательно его надо было писать, или можно было просто скопировать походный дневник и предоставить в соответствующие органы?

Б.Г.: Нет, участников того похода я не знаю, они были на несколько курсов старше нас, а в 19-20 лет это много. Просматривая их подробный и очень дельный отчет, я почувствовал себя полным дилетантом перед лицом профессионалов. Таких отчетов мы не писали, и теперь сомневаюсь, писали ли их вообще.

Никаких обязанностей по наблюдению за природой на нас, к сожалению, никогда не возлагалось. То же касается и лекций. Да и кому мы могли их читать в безлюдных местах? Другое дело, в коротких несложных походах. Помню, мы участвовали в так называемой "звездочке" по Калининской области, когда несколько групп сходились из разных мест к одной точке в каком-то районном центре, уже не помню, каком, и устраивали там концерт самодеятельности.

Отчеты о походах писались с той целью, чтобы облегчить последователям прохождение их маршрутов, и содержали описания местных особенностей, рекомендации, конкретные советы, кроки. Это, конечно, не были дневники похода. Отчеты должны были поступать в библиотеку Дома туриста, или как он там назывался (во всяком случае не "органы"), но опасения каких-либо санкций за неисполнение я что-то не припоминаю. А пару наших последних походов мы вообще никак не оформляли, ходили без официальных документов.

М.П.: Как мне рассказывал В.М.Аскинадзи, первый экземпляр отчета всегда отсылался в Москву и хранился в библиотеке Всесоюзного Клуба Туристов, на ул. Садово-Кудринской. И выделялся специальный раздел в отчете, где были изложены соответствующие рекомендации, как проходить трудные и опасные участки маршрутов. Будет придерживаться их руководитель или нет,- это его дело, но рекомендации были. В этой библиотеке накопилось столько уникального туристского материала. Там были отчёты по всем категорийным походам, выше двойки, со всего Союза, по всем видам туризма, сотни в год! Говорят, что, когда в период правления Ельцина у туристов отнимали этот особняк, всё оттуда выбрасывали на улицу, и некоторые энтузиасты спасли кое-что и разобрали библиотеку по своим квартирам.

М.П.: Возвращаясь к вопросу протоколов маршрутной комиссии, как у Вас было в то время с организацией контроля туристского движения. Ведь в деле дятловцев туристские начальники всех рангов стали обвинять несчастного Игоря Дятлова в том, что он не сдал протокол маршрутной комиссии в спортклуб УПИ, поэтому не знали, где их искать. Кроме того, председатель спортклуба УПИ Л.Гордо заявил, что конечной целью маршрута группы Дятлова являлся Отортен, как бы вычеркнув из маршрута другие вершины. В вещах дятловцев, найденных в палатке, вдруг оказался экземпляр протокола маршрутной комиссии. Зачем Игорю Дятлову надо было тащить эту бумажку в поход? Что такого страшного могло произойти, если протокол не был сдан туда, куда надо, т.е. в спортклуб УПИ? Да и никогда за Дятловым раньше такого не наблюдалось, чтобы он забыл куда- то там передать нужные бумаги. Он, спортивный активист, председатель различных туристских комиссий в спортклубе УПИ, будущий секретный сотрудник оборонки, сам это отчетливо понимал и думал о своей карьере. Как он методично готовился к походу, какие составлял списки нужных в походе вещей, каждую мелочь записывал. И вдруг забыл передать протокол и потащил его с собой в поход. Как мне объяснил В.М.Аскинадзи, "если бы группа не погибла, то её вынуждены были спасать, и Дятлов однозначно был бы дисквалифицирован за это в нуль! Остальным поход был бы засчитан. А почему он не оставил для контролирующей организации нужной информации? Видимо, причина в вездесущем российском раздолбайстве.

Да, то, что в начале поисков не знали, в какой части маршрута его искать, это раздолбайство. Но причина раздолбайства не в нём, а в общей ситуации с контролем за маршрутами. Туризм, как массовое явление в институте, был достаточно молод, ему к тому времени исполнилось всего пять лет. Ещё только-только складывались робкие признаки организации. Примеров не было. Списывали организационные структуры с других видов спорта, где не было отчетности о процессе проведения соревнований. В Москве также к тому времени не сложились структуры общесоюзного масштаба, хотя сам туризм (местного значения) существовал. Достаточно квалифицированные были и маршруты, и состав руководителей. Недаром в начале поисков пригласили в качестве консультанта Киру Бардина,- москвича, МС. Конечно, и до Дятлова гибли и группы, и отдельные туристы. Но столь резонансного события в Союзе не было,- этому способствовала сама Власть. Поэтому пересмотр норм и требований, особенно к маршрутам высшей категории, начался в Союзе именно с гибели группы Дятлова. Ситуация усугублялась ещё и тем, что к 1959 году не было в клубе никаких ЧП даже мелкого масштаба. Дятлов и не оставил никаких документов, поскольку их у него никто не требовал. Гордо и Слободин не знали этой специфики туризма."

Б.Г.: По-видимому, я увлекся туризмом тогда, когда структура туристическая только еще складывалась, ведь я поступил в МГУ в достопамятном 1953 году. Поэтому многие сложившиеся чуть позднее особенности оформления походов остались мне неизвестными. Как выглядят протоколы маршрутной комиссии, я не знаю. Может быть, в наши доисторические времена их еще не было, но мне лично с этим сталкиваться не приходилось. Маршрутная книжка существовала в одном экземпляре. Получали ее, скорее всего (могу уже и забыть), в городской маршрутной комиссии (вряд ли в университетской) и туда же сдавали. Она нужна была не только в собственно походе, но и для получения в университете того убогого снаряжения, которое нам все же доставалось. Никаких неприятностей, связанных с маршрутной книжкой, я не припоминаю.

М.П.: Как я поняла, Свердловск несмотря на ЧП, по сравнению с остальными турклубами страны, даже столичными, по организации и контролю туризма все же "был впереди планеты всей". Там требовались протоколы комиссий, маршрутные книжки, следили за оформлением разрядов и соответствию групп категорийности их будущих маршрутов.

На хребте.

Б.Г.: В пару последних походов мы ходили без всякого оформления, без маршрутных книжек, без сопроводительных писем, без цели получения спортивного разряда. Зачем нам это было нужно? Просто собиралась дружная компания, доставали, как могли, и готовили снаряжение, брали билеты и отправлялись в путешествие. В 1957 году в байдарочный поход по рекам Архангельской области, в том числе по Онеге, мы с приятелем оправились сразу с военных сборов, взяв, к удивлению военного начальства, воинский литер (право на бесплатный проезд) не до Москвы, а в противоположном направлении, до станции Няндома, где мы и воссоединились с остальной группой. На следующий год, когда большинство ребят уже окончили университетский курс (а я в составе своей спецгруппы должен был учиться еще полгода), мы пошли в поход на Кавказ. Как раз из-за отсутствия официальных документов мы вынуждены были проходить через Клухорский перевал, где стояла некая заградительная застава, под сенью ночи, стараясь ступать неслышно, чтобы не потревожить сторожей. Все, однако, обошлось.

М.П.: Вы писали в дневнике, что каким-то образом вас занесло довольно сильно к северу, и вы попали на верховья М.Тошемки, перейдя один ее исток и выйдя ко второму. 'Видимо, мы напрасно пошли от избы на перевале к балагану и дальше по ручью, уклонившись тем самым к северу, и не учли магнитного склонения (17 градусов)."

А как Вы определяли магнитное склонение?

Б.Г.: Про магнитное склонение ничего не могу сказать, не помню. Я замечаю, что все чаще на Ваши вопросы мне приходится отвечать "не помню", видимо, ресурсы моей памяти близки к исчерпанию. И эти вопросы как-то все больше отдаляются от темы трагедии группы Дятлова.

М.П.: Борис Сергеевич, имеет значение каждая деталь. Я не просто так Вас спрашиваю о вещах, которые, казалось бы, не имеют никакого отношения к трагедии группы Дятлова. На самом деле я ищу ответы на свои личные вопросы по теме трагедии. И многие уже нашла, благодаря Вам и Вашему походному дневнику.

Борис Сергеевич, такой вопрос к Вам: а что значит, стоянка туристского типа, лагерь туристского типа? Чем он отличается от стоянки другого типа, нетуристского? Костер не так сложен был или что? Что там оставалось на месте стоянки, что по этим признакам могли узнать туристы стояли, или не туристы? Вот у Вас было написано о такой стоянке, на которую вы наткнулись в окрестностях Отортена: ' Стоим на месте чьего-то лагеря, оставленного, видимо, не так давно. Странно, кто бы это мог быть. Туристов здесь до сих пор не было, а лагерь явно туристского типа. Может быть, экспедиция...'

Б.Г.: Почему мы посчитали, что лагерь туристского типа? Да просто оставленные следы были очень похожи на те, что оставляли мы. Следы от палаток примерно такого же размера, как у нас, возможно, распорки, на которые укладывают слегу с повешенным на нее ведром или котелком, может быть, пустые консервные банки. Это явно была стоянка на одну ночь. От солидных людей, геологов, например, остаются, я думаю, более долговременные следы. Впрочем, мы тогда вряд ли всерьез анализировали свои впечатления. Похоже - и все тут.

М.П.: А какие песни вы пели в те годы, в конце 50-х? Всегда ли носили с собой гитару, или мандолину было легче брать, и она была популярней гитары? Мне вот сказали, что мандолина стоила намного дороже гитары, непонятно, зачем ее в походы носили, такую дорогую вещь.

Б.Г.: Гитару, тем более мандолину, в серьезные походы никто, конечно, не брал. Это было возможно в коротких, развлекательных походах, например, по Селигеру или по Северскому Донцу, такие у меня тоже случались. Вероятно, наша основная походная группа была не слишком музыкальной, пели не очень много, обычно сильно уставали к концу дня. Что пели? Боюсь соврать, в памяти могли смешаться песни из разных времен. Пели "По тундре, по широкой дороге", "Глобус", "Бригантину", "Запрягай-ка, тятька, лошадь" (это после военных лагерей), песни Городницкого, Визбора (это, видимо, позднее), всего не припомню, хотя кое-что порой до сих пор всплывает в мозгу.

М.П.: Борис Сергеевич, Вы писали в дневнике о часах, что все трое часов, взятых вами в поход, были уже испорчены в середине похода. И такая история происходит каждый раз. Отчего в походе ломались часы? Если я не ошибаюсь, часы в то время были довольно-таки дорогим удовольствием, многие их вообще не имели.

Б.Г.: Да кто ж их знает, почему они ломались. Это была тогда, действительно, достаточно дорогая вещь. Мне первые часы подарили родители по окончании школы, но уже на первом курсе я их лишился. С меня их попросту сняли в темном месте на пустынной улице около Даниловского рынка в Москве. Вторыми часами я очень гордился, они были со светящимися стрелками и цифрами и считались противоударными. Но при ударе в них просто скручивалась какая-то спираль, и они продолжали отсчитывать время с удвоенной скоростью. Любой часовщик легко возвращал их к нормальному состоянию, но в условиях похода сделать это самому было невозможно.

М.П.: Как Вы наверно знаете, у одного из тел в овраге нашли на руке две пары часов с показаниями почти одинакового времени: спортивные часы, которые показывали 8 часов 14 минут 24 секунды. Часы 'Победа' показывали время 8 часов 39 минут.

На Ваш взгляд, почему у человека оказалось двое часов, какова Ваша версия? Вот вы в походах, точно знали у кого какие часы из участников похода? Узнавать время в походе было так важно, или можно было обойтись спокойно без часов вне населенки. Говорят, что существовал у туристов такой обычай, когда дежурные надевали по двое часов, чтобы не проспать. Это правда? Как в походе заводились часы?

Б.Г.: В своих походах я, конечно, знал, у кого какие часы, тем более что их, по крайней мере в первых походах, никогда не было более двух, а чаще одни. Время, конечно, нужно было знать, хотя бы для того, чтобы назначать моменты привалов, остановки на ночевку или утреннего подъема. У нас дежурные никогда не имели двух часов, а будил их обычно я, как единственный хранитель точного времени. Когда дежурили по ночам посменно, я отдавал часы первому дежурному, а потом они передавались по эстафете. Я уже рассказывал, что мы, случалось, вообще оставались без часов. Тогда пользовались, в дневное время и при наличии хоть каких-то признаков солнца на небе, компасом. Ведь ровно в 12 часов дня, а с учетом действовавшего декретного сдвига - в 13 часов (тогда не было, как и сейчас в России, летнего и зимнего времения, но сейчас расхождение с астрономическим составляет 2 часа), солнце должно находиться точно на юге. Ставишь вертикально какой-нибудь стебелек или палочку и смотришь, на сколько градусов отклоняется тень. За час положение тени должно смещаться на 15 градусов. Так, собственно, и устроены солнечные часы. Способ не слишком точный, но уж какой есть. Свои часы лично я привык заводить вечером перед сном. Думаю, так поступало и поступает, если пользуется механическими не самозаводящимися часами, которые уже стали редкостью, большинство людей, но проверять это мне как-то никогда не приходило в голову.

М.П.: Вот В.М.Аскинадзи рассказывал, что в то время "часы были не столько роскошью, хотя и это было, сколько, особенно в студенческой среде, показателем принадлежности не к нищему сословию. Это, как сегодня, бриллиантовая заколка к галстуку." Поэтому он предполагает, что обе пары часов сняты с других, например, с тех, кто замёрз под кедром, что факт можно интерпретировать и по-другому: ребята, находящиеся в ручье, не собирались умирать, когда под кедром уже были мертвецы. Борис Сергеевич, мне хотелось узнать, а что Вы думаете о причине гибели группы Дятлова? Какова Ваша версия?

Б.Г.: Вам, конечно, известно, что летом прошлого года вблизи города Серова, т.е. все в тех же краях, пропал небольшой самолет АН-2, обломки которого нашлись только нынешней весной. По этому поводу опять поднялась шумиха, опять телепередачи, опять версии, одна фантастичнее другой. Не буду говорить о подробностях, которые Вам, вероятно, знакомы, но эта трагедия, как и трагедия группы Дятлова, произошли в одном и том же местном "бермудском треугольнике", и оба события, естественно, связывают друг с другом. Я решительно не принимаю большинства нелепых объяснений гибели дятловцев (лавина, снежный человек, месть манси, ликвидация нежелательных свидетелей, внутренние распри в группе и т.п.), но одно, которое может объединять оба события, кажется мне заслуживающем внимания. Это повышенная вероятность появления в местах магнитных аномалий, а на Урале, где в земле содержится много железа, такие аномалии существуют, так называемых плазмоидов, попросту говоря, шаровых молний. Что они способны производить, не очень хорошо известно, но способны многое. Эта версия кажется мне перспективной, по крайней мере, она далека от мистики и имеет естественно-научную основу. Раньше я думал, что если объяснение будет найдено, в чем я не вполне уверен (оптимистическое утверждение о том, что все тайное рано или поздно становится явным, увы, далеко не всегда оправдывается), то это произойдет только после того, как раскроются все архивы. Теперь у меня появились сомнения в этом. Что скрывать через 60 с лишним лет?!

М.П.: Борис Сергеевич, интересный штрих Вы отметили, указав на появление плазмоидов в аномальной местности, и аномальной именно потому, что там находятся залежи различных металлов, особенно железных руд. Только вот мне непонятно, каких размеров могут быть плазмоиды, и способны ли они проламывать черепа и ребра. Мне кажется, все эти аномальные явления не имеют отношения к причине трагедии, там все же постарались человеческие существа. А попросту было убийство. Именно убийства власть могла скрывать и скрывает до сих пор. Причем почему- то все преступления со стороны государства и военных уже известны: Тоцкий полигон, расстрелы в Новочеркасске, а этот случай все остается тайной, несмотря на то, что общественности выдано Уголовное дело для ознакомления. Причина гибели группы, указанная в этом УД может удовлетворить только недалекого человека.

Кроме того, в обществе умело распустили слухи о причастности военных и их секретных испытаниях, чтобы отвлечь народ от других мыслей по поводу случившегося. Ведь у нас как рассуждают - скажи, что были военные испытания секретного оружия, то все поймут, что такое можно было скрывать, и понятна причина, почему власти это скрывают. В последнее время вот уфологи в моде со своей версией, а они считают виновниками смерти дятловцев инопланетные механизмы.

Б.Г.: Так Вы склоняетесь к той точке зрения, что дятловцев убили, причем убили не на государственном, а на местном уровне? Это, признаться, не приходило мне в голову, и в этой версии есть очень много резонного. Хотя и в ней не все полностью состыкуется, остаются вопросы. Прежде всего: кто и зачем? Почему никто и никогда не упоминал, никто не видел посторонних? Почему так тщательно до сих пор скрывается преступление местного масштаба? А может быть, все документы, если они были, давно уничтожены? И могла ли местная власть настолько не бояться центральной власти (при предельной иерархичности советского государственного устройства), что сумела припрятать все концы среди родных осин? И зачем тогда следователь ездил в Москву? А может быть, там сошлось вместе сразу несколько причин?

А про плазмоиды я тоже мало что знаю, но разрушения они способны производить очень серьезные.

Хочу поблагодарить Вас за материалы Макушкина, это было мне очень интересно. Побольше бы Вам таких собеседников - толковых, скромных, знающих и отвечающих за свои слова.

М.П.: Спасибо, Борис Сергеевич. Как я и ожидала, многие вообще ничего не поняли в этих материалах. Люди ждут 'жареных' фактов, готовых выводов. А для меня лично уже давно начала вырисовываться картина, что такова, как она нам представлена в известном всем УД, была на самом деле другая. Многие материалы просто убрали из дела. Многие важные экспертизы не назначались, а те экспертизы, что вынуждены были назначить по закону, были неполными вследствие того, что перед экспертами не были поставлены важные узловые вопросы. И все следствие подогнали под одну причину- непреодолимая стихийная сила. Что подтвердила и дочь следователя Л.Н. Иванова, рассказав, как отец собрал указанные ему факты, выстроил заключение и закрыл дело, что он сделал так, как ему было приказано. Что в советское время ничего об этом не говорилось, тем более дома. Только в 90-е годы, когда уже можно было начинать говорить об этом деле, Л.Н.Иванов сказал, что он был коммунистом, а у него была семья, и он не мог поступить иначе, как засекретить дело. Но следователь Иванов так и не решился сказать правду о деле дятловцев, выдвинув неопасную и модную в то время версию, что дятловцев погубил НЛО, хотя сам в инопланетный разум не верил и фантастикой никогда не увлекался. Может быть, сказав НЛО, он имел в виду ракету вполне земного происхождения? Может быть. Но дочь Л.Н.Иванова убеждена, что отец специально выдвинул самую модную версию в то время-версиюНЛО, чтобы как-то привлечь внимание общественности к забытому делу дятловцев.

Б.Г.: Меня занимает один вопрос. О следах. Поисковики обнаружили на снегу отчетливые следы бежавших вниз людей, которые сохранялись достаточно долго. Но тогда должны были остаться и следы проложенной ребятами на пути вверх лыжни, а я не помню, чтобы об этом было где-то сказано. И были ли найдены следы каких-то посторонних, побывавших там, по мнению ряда Ваших коллег-исследователей, позже, но до появления поисковиков?

М.П.: По поводу следов, обнаруженных на склоне и считавшихся оставленными дятловцами, возникает по сию пору много разноречивых мнений. Недавно экспедиция Первого канала и "Комсомольской правды" провела в феврале опыт со следами. Следы исчезли на второй или третий день полностью. А как мы знаем, следы 1959 года сохранялись на ветренном и снегопадном склоне чуть ли не месяц. Вот как такое объяснить? У меня возникает предположение на грани фантастики, что следы эти или были накрыты чем-то для сохранности к моменту прихода поисковой группы студентов, или были оставлены посторонними накануне прихода на склон поисковиков.

Б.Г.: Вот и меня давно уже удивила необычайная сохранность следов, причем именно и только следов убегающих людей, что и дало основание для выводов следствия и построения многочисленных гипотез. Почему никто не поднимал этого вопроса в теледискуссиях? Видимо, в этой истории существует много загадок, на которые никто еще и не пытался ответить.

М.П.: В документах Уголовного дела почему-то нет официального заключения трасологической экспертизы по следам (гомеоскопическая экспертиза - экспертиза следов человека), а мы знаем со слов эксперта-криминалиста И.О.Макушкина, что его мама, эксперт Г.Е.Чуркина выезжала на место происшествия. Выписывал ли вообще следователь постановление на проведение этой экспертизы? Ведь по логике обязан был, погибли люди. Нашли пятерых, четверо исчезли, еще были не найдены на момент приезда на место палатки следственной группы. А что мы видим? Имеется протокол допроса А.А.Чернышева, сотрудника Ивдельлага, который убеждает следствие, что следы были, скорее всего, дятловцев. Имеются и другие показания свидетелей, причем разноречивые. Следствие так ставило вопросы, что из ответов свидетелей поневоле складывалась картина, что следы оставили дятловцы. Показания свидетелей заменяют результаты профессиональной экспертизы. Нонсенс! Значит, было что скрывать в этих следах.

Б.Г.: Очень Вы меня озадачили своей информацией о следах, ведь именно на этом все строилось, это был как бы краеугольный камень всего дела. Я был уверен, что Вы легко опровергнете мои смутные подозрения. Выходит, даже эти, казалось бы однозначные, свидетельства ненадежны. Но тогда возможно все что угодно, вплоть до прямой уголовщины. Ну и ну.

Если все так, то мы действительно никогда ничего не узнаем или узнаем только после того как раскроются все архивы. Но и тогда может оказаться, что они пусты. А для меня-то это как раз и означает "никогда и ничего". У Вас впереди больше времени, Вы еще можете надеяться, узнать правду, тем более при Вашей настойчивости. Очень бы хотелось дожить до ответа на вопрос о причине загадочной гибели Дятлова и его товарищей.

М.П.: Мне тоже.

Спасибо Вам за интересную беседу, Борис Сергеевич! Будем надеяться, что узнаем правду еще в этой жизни. Поэтому я желаю Вам и себе, и другим исследователям долгих лет жизни.

(с) Майя Пискарева
18 июня 2013 г.

Чтобы дать представление о том, что такое были изнутри наши походы, я приведу дневник одного из них, но самого трудного, летнего похода 1956 года на Северный Урал. Этот дневник был переписан мной с размокшего оригинала осенью того же года и, я думаю, тогда же слегка отредактирован. Я заранее извиняюсь за очень длинные выписки, кое-что я постарался по возможности подсократить, но много сокращать нельзя, иначе все разрушится. Пусть это будет вставная глава, которую при желании можно пропустить.

Но прежде нужно представить участников похода.

Вадим Огарев
Крупный, немногословный, единственный у нас охотник, владелец ружья-одностволки, серьезный и надежный человек.

Игорь Баркалов
Мой самый близкий товарищ, мы учились в одной группе. Все считали нас друзьями, но это, пожалуй, было бы преувеличением. Замечательный фотограф.

Саша Вировец
Небольшого роста, крепкий, ладный, весь какой-то округлый, с очень умелыми ловкими руками, он по характеру был прежде всего надежным и верным товарищем (не в советском, в первоначальном смысле!). Саша был на курс старше нас, но прошел с нами несколько походов, и кто знает, что случилось бы с нами без него. Много позже, когда все мы разбрелись по жизни, до меня дошел слух, что он покончил с собой, но я не хочу в это верить.

Наташа Рыкова
Наташа была "своим парнем", носителем "задорного комсомольского начала", но меня отпугивал в ней ощутимый налет вульгарности. Тогда я едва ли смог бы сформулировать это, но что-то все же мешало.

Саша Мищенко
Тихий, спокойный парень, он попал в нашу компанию только на один этот поход. Все мы не принадлежали к особенно состоятельному классу, но он был особенно беден, это видно было по его одежде, по его отношению к деньгам. Несколько лет назад я узнал, что Саша умер от инфаркта.

Андрей Пашинкин
Нам, третьекурсникам, он аспирант представлялся поначалу едва ли не пожилым солидным человеком. Но он сумел быстро разрушить эту возрастную границу и стать просто "Андрюшкой".

Борис Поповкин и Юра Сычев
Это были ребята со второго курса, разные, конечно, но объединенные для меня этим обстоятельством в одно.

Сейчас уже не припомню, что свело нас всех вместе, но так или иначе образовалась довольно дружная команда, державшаяся заодно в последующих нелегких обстоятельствах. А теперь перехожу к дневнику.

Еще в январе начались разговоры со знатоками Северного Урала, поездки в ТЭУ (туристско-экскурсионное управление на Заставе Ильича, где хранились отчеты всех прежних походов. - Б.Г.). В результате мы имели на руках гипсометрическую карту-миллионку (карту масштаба 10 км), карту-пятикилометровку и десятикилометровую карту р.Печоры. Лучшей и единственной применявшейся нами картой оказалась гипсометричка. Без нее нам было бы трудно, если не невозможно, идти. Вообще, нужно сказать, что карты без указаний высот в районе нашего похода абсолютно непригодны, так как вершины были для нас одним из самых главных ориентиров.

Из отчетов и бесед со знатоками мы выяснили, что кое-что они могут рассказать о первой части маршрута (до хребта), да и то в несколько более южном районе. Из путеводителей и очень подробной и толковой книги Гофмана (отчеты о путешествиях 1849, 1851 и 1856 г.г.) составили себе представление о характере верхней Печоры и ее притоков. Наиболее же серьезная и ответственная часть пути 'хребет' оставалась для нас, по сути дела, белым пятном. Мы лишь знали, что вершины хребта в этом районе безлесны.

8 июля, вечер.

Наш поезд отходит от перрона Курского вокзала, мы едем. О дороге до Свердловска рассказывать нечего: этот путь мы проделываем уже в третий раз. Двое суток пролетели незаметно за игрой в 'козла' и 'фрап' и прочие интеллектуальные игры и в поисках пива. А в Свердловске новое приключение. Приехали мы уже вечером, ехать решили без пересадки в Серове, прямым вагоном до Полуночного. Значит, надо устраиваться ночевать. Отправились в Дом колхозника, но тамошние цены нам не понравились. В это время как раз подвернулся сторож Дома, который за четвертную предложил нам угол. Угол оказался, прямо скажем, не фонтан, но в общем переспали. Почти весь следующий день знакомились со Свердловском, точнее с его кинотеатрами и столовыми. Впрочем, были и в краеведческом музее.

Вечером поезд Свердловск-Полуночное потащил нас дальше. Рано утром прибыли в Серов. Здесь вагоны, следующие до Полуночного, простояли целый день: по некоторым причинам движение на этом участке осуществляется только ночью. В Серове искупались в р.Какве, сыграли в волейбол с местными жителями и, конечно, ознакомились со столовой. Дорога уже порядком надоела, и поэтому все мы были несказанно рады, очутившись той же ночью в Полуночном. Здесь, в маленьком, грязном и душном зале ожидания пришлось ждать утра, после чего уселись на дорогу ловить машину до Вижая.

Только в 12 часов дня мы взгромоздились на попутную машину, которая везла в Вижай продовольствие. Всю дорогу 'по лежневке' ехали с ветерком, как по шоссе. Картины кругом, в общем, мрачные. Везде лагеря или следы деятельности заключенных, вокруг этого вертятся все разговоры, да и вся жизнь местная так или иначе связана с этим. Хотя и хорошо к нам относятся, и опасаться вроде бы нечего, а неприятно как-то на душе.

Часа в 3 мы в Вижае. Можно подытожить: на дорогу мы потратили 5 дней, столько же, сколько в прошлом году, добираясь до Алтая. Проезд по ж.д. обошелся нам по 195 руб. (от Москвы до Свердловска и от Серова до Полуночного мы ехали с плацкартами).

Здесь, в Вижае, к нам очень сочувственно отнеслись местные лагерные власти. Узнав, что у нас не хватает накомарников, нам предложили их. В 4 часа мы выступили. Итак, мы прощаемся со всеми средствами передвижения и отныне можем надеяться только на собственные ноги. Начался уже сам поход.

13 июля.

Этот день мы считали началом маршрута, хотя и шли только часа два, с 4 до 6. Было жарко, непривычно оттягивал плечи тяжелый рюкзак. Шли по конной лежневке. Кстати сказать, нигде больше мне не приходилось встречать таких дорог.

Круглолежневая дорога на 100-й. Фото Кусова Геннадия.

Это нечто вроде конки, с той разницей, что на шпалы простые круглые бревна вместо рельс наложены такие же круглые стволы деревьев, не слишком толстые. Лошадь тащит за собой обычную телегу, но на колесах у нее, по ободу, имеется широкий желоб, который и катится по 'рельсам'. Наверно, при здешних болотах это самый разумный способ избежать бездорожья.

Ночевку устроили близ болота, из которого и брали воду. И вот уже дымит костер, растянуты палатки и ... первый дождь.

14 июля.

А сегодня и первая добыча. Несмотря на принятое вчера решение не стрелять, пока не выйдем из зоны лагерей сердца наших охотников не выдержали при виде тетерки, нахально перелетающей рядом с нами с дерева на дерево. В результате Андрей укладывает в рюкзак подстреленную им птицу. В остальном же приятного мало. Кругом болота, идти приходится по шпалам. Это не слишком спасает от грязи, а ноги ноют все больше и больше. Временами попадаются вырубки; рубят лес здесь варварски, целыми кварталами. К вечеру проглянуло солнце, стало веселее. К тому же вышли к 100-му лагерю, здесь можно узнать дорогу. Оказывается, пройдено 18 км от Вижая, что для первого дня совсем неплохо. Узнав, что дальше, до 100-го лагеря по пути никаких речек не ожидается, мы решили остановиться здесь, на берегу Вижая. Место просто замечательное: березнячок с мягкой травкой, обилие сухих дров и рядом довольно большая, чистая и холодная река. Одно плохо, рядом лагерь. Вечером к костру наведывались всякие люди, так что на душе было неспокойно. Как и в первую ночь, все мы по часу дежурили ночью - в руках ружье, в кармане два патрона. Вечером и ночью снова был дождь.

15 июля.

Утром под сереньким низким небом, грозившим дождем, двинулись дальше. Вскоре сошли с осточертевшей всем лежневки и пошли по тропе. Грязь на тропе редкостная, но поначалу, пока свежа была память о лежневке, это не казалось тяжким злом. До 100-го лагеря всего 5-6 километров, но и на таком небольшом участке мы ухитрились разойтись. Вадиму и Саше Мищенко почему-то больше понравилась дорога, отходившая влево, и они пошли по ней несмотря на все мои приказания. В итоге нам пришлось около лагеря ждать их. От общего гнева они спаслись лишь смиренным и покаянным видом, а также тем, что приволокли с собой несколько рябчиков.

В 100-м наши курильщики, еще в поезде твердо решившие бросать курить, закупили папирос, подкупили и соли. Нам повезло: оказалось, что в лагере ночует семейство манси, которые могут показать нам тропу. Без них отыскать ее было бы затруднительно. Мы нашли этих манси. Любопытная семья: глава ее Николай, низенький кривоногий старичок с длинными седыми волосами, к бедру привязан длинный охотничий нож в деревянном чехле. Говорит он, сильно коверкая русский язык, высоким, почти женским голосом. Его жена и дети одеты уже совсем не по-нашему, на ногах обувь из оленьих шкур, на шее висят странные ожерелья из старых монет, колец и просто всякой блестящей дряни.

Николай проводил нас до тропы, километра два. Он удивительно быстро передвигается, часто перебирая своими короткими кривыми ножками. Нам с нашими рюкзаками нелегко было за ним угнаться. Всю дорогу он без умолку болтал, интересуясь, главным образом, имеется ли водка в Вижае, 1-м Северном и прочих местах. Мне поневоле пришлось поддерживать с ним светский разговор. Проведя нас через вырубку, где тропы не было заметно, он оставил нас. Было видно, что он ждет платы за свой труд, и если вспомнить его разговоры, понятно какой. Но нам нет смысла транжирить таким образом свои небогатые запасы спирта, и мы "не поняли" его намеков. Весь остаток дня шли по хорошо заметной в чистом сосновом лесу тропе. Вечером вышли к р.Яхтелья. Через нее переброшено бревно, а на том и этом берегах лежат шесты, с помощью которых мы и переправились. Как всегда, было приятно встретить в глухих местах, в тайге такую заботу о незнакомых путниках. Вспомнился Алтай, там рядом с тропой стояла скамеечка, над ней навес и рядом надпись "Отдохни и закури".

Перейдя Яхтелью, стали искать место для ночевки. Не успели поставить палатки - пошел дождь. Это становится слишком регулярным, да и дождь оказался гораздо более затяжным, чем в предыдущие дни.

16 июля.

Теперь тропа уже не та, что была раньше. Она все время идет по болоту, хотя Николай и уверял нас, что дорога сухая. Ноги постоянно по щиколотку в воде, вода свободно переливается в ботинках. Но если бы только ноги! Сверху весь день поливает нудный, беспросветный дождь, и тут уж никакая штормовка не спасает. Промокло и содержимое рюкзаков. Впечатление такое, что кругом не осталось ничего сухого, все, до чего дотронешься, мокрое, скользкое, противное. В такой обстановке пришлось становиться на ночевку. Сухого кусочка земли кругом не найти. Все покрыто мхом, болото, не болото – не поймешь. Сложили рюкзаки под березой, вроде бы на сухом месте, а потом под березой оказалась вода. Вечером, перед сном впервые воспользовались спиртом, в целях профилактики. Подействовало мгновенно, сразу стало весело, да и сон был на редкость крепким. Хорошо, что запасная одежда оказалась сухой.

17 июля.

Просыпаюсь, и первый услышанный звук мерный стук дождевых капель по палатке. Так и лило всю ночь. Дежурит сегодня Вадим, и как ни жалко, приходится будить его. Я тоже решил выйти вместе с ним. Что может быть хуже на свете, чем снимать с себя сухой свитер, рубашку и на голое тело натягивать мокрую с вечера "дневную" одежду! Едва выползаешь из палатки, нога по щиколотку погружается в воду. Не знаю, как удалось Вадиму в таких условиях разжечь костер. В такой обстановке все самые обычные работы сильно замедляются. Поэтому с варкой пищи провозились до 10 часов. А в 10, о, счастье! дождь вдруг прекратился. Но нам все же не везет. Совершенно неожиданно прохудилось дно у одного из наших ведер, пришлось его выбросить. Как мы теперь будем обходиться одним ведром?

После еды все сушились. Не было никакой возможности ускорить этот процесс, вышли только в 3 часа. К 7.30 дошли до избы манси. Нам говорили, что сюда от 100-го лагеря 30 км. Мы потратили на этот путь в общей сложности 2 дня, что при таких условиях неплохо.

Недалеко от избы проходили старую гарь: одинокие черные стволы на фоне серого неба, вдали сумрачные горы, над ними полоска-просвет, в которую проглядывает заходящее солнце, ветер шумит - трудно придумать более мрачную и дикую картину.

После дождя все ручьи превратились в настоящие реки, болота стали чуть ли не озерами. Через один такой ручей пришлось переходить: мостик весь скрылся под водой, к берегу (точнее, к месту, где раньше был берег) можно подобраться, только прыгая с кочки на кочку. На болотах много еще не совсем спелой морошки. Я ел ее впервые, довольно приятная ягода.

Мансийское жилище расположено очень удобно, в сосновом лесу, на высоком берегу небольшого ручья, притока Тошемки. Здесь уж всегда сухо. Это настоящая усадьба: кроме избы кругом разбросаны всякие хозяйственные постройки. Изба маленькая, двери в лучшем случае по грудь человеку среднего роста. При нашем приближении кто-то юркнул в двери и запер их за собой. На наши призывы долго никто не выходил, и только когда мы повернулись, чтобы уйти, осторожно вышла девочка лет 12. Не без труда мы узнали от нее, что это жилище Николая, что никого, кроме нее и нескольких малышей, дома нет и что мы на верном пути. До хребта, по ее словам, всего километров 15. Очевидно, они считают хребтом уже восточные отроги Урала.

Из-за того, что ведро у нас одно, провозились долго и поздно легли спать, но зато спали хорошо: было тепло, сухо, и небо не грозило дождем. Уже второй день, как мы отменили ночные дежурства.

18 июля.

Пока мы утром возились с нашим единственным ведром, явилась еще одна часть населения мансийской избы - пришла мать девочки с каким-то ребятенком.

Бахтиярова Варвара Кузьмовна с детьми. (Ее опознал по фото В.Андросов)

У нее удалось сторговать за 15 руб. ведро (мы еще вчера увидели, что ведра у них есть). Попутно пошла бодрая торговля: скупили у манси все имевшиеся нярки (что-то вроде лапоточков из оленьих шкур), курильщики запаслись махоркой.

Близость лагерей испортила этих людей, среди немногих знакомых им русских слов самые популярные "деньги надо". Эту фразу мы услышали даже после того, как ребята попросту попросили закурить.

Вышли со стоянки поздно, только в 12.30. Нас взялась проводить до Тошемки девочка, наша первая знакомая. Пройдя километра полтора, мы обнаружили, что идем не к западу, как должно было быть согласно нашему плану, а к северу. Стало ясно, что мы движемся по тропе, идущей к хребту по междуречью Малой и Большой Тошемки. Простой взгляд на карту убеждал, что этот путь гораздо короче пути через гору Ойкс-Чакур. Самое удивительное, что при планировании похода нам даже не приходила в голову очевидная мысль о преимуществе такого маршрута. Дорога до Тошемки представляет мало удовольствия. Хотя манси и уверяли нас, что тропа сухая, болот нет, всю вторую половину пути мы шли в воде, иногда даже по колено. Девочка, сопровождавшая нас, твердила, что это не болото, 'просто мокро'. Утешение небольшое.

Через 7 км мы вышли на Тошемку, и первый наш вопрос был: "Как же мы переправимся?". Река производит серьезное впечатление, она раза в полтора шире Вижая, зато, как оказалось, много мельче. Переправу осуществили с помощью лодки, принадлежащей все тому же Николаю. Лодка небольшая, плоскодонная, пришлось совершить несколько рейсов, чтобы перевезти все рюкзаки и людей. Неоднократно это грозило кончиться купанием, но все обошлось. Двум последним, Сашке Вировцу и мне, пришлось переправляться вброд, так как лодку нужно было оставить на этом берегу. Грозная на вид река неожиданно оказалась легко преодолимой, с нашим алтайским опытом особенно. Еще перед переправой я объявил, что назавтра будет дневка. После непрерывного пребывания в воде надо привести себя в порядок, да и небольшой отдых пора устроить, ведь уже почти неделя, как мы идем.

19 июля.

Дневка. Выспались как следует, погода отличная. Долго возились с обедом, но зато поели на славу, было выдано даже молоко, приготовленное из сухого порошка. Неплохо, особенно если употреблять его по способу Вадима, с маслом и сахаром.

После обеда из лагеря почти все разбрелись: Вадим с Сычушкой (Юрой Сычевым) отправились вверх по реке на охоту, со вторым ружьем по тропе пошли Игорь и Борис, мы с Наташкой прошли немного вверх по Тошемке и свернули на начинающуюся здесь другую тропу. Очень приятно ходить без рюкзака по тайге. Оказывается, гораздо больше замечаешь, чем обычно. А лес в окрестностях нашего лагеря хорош, настоящая корабельная роща.

К ужину возвратились Вадим и Юрка. Они с добычей: у Юрки за поясом болтается пара тетерок, подбитая ими утка уплыла.

Данные разведки: тропа, отходящая от реки рядом с нашим лагерем, и такая же тропа, отходящая выше, километра через 2 соединяются. Примерно на половине пути до слияния первая тропа выходит к реке М.Тошемка, в этом месте стоит полуразвалившаяся изба. Дальше тропа идет вдоль реки на некотором отдалении (до километра). На противоположном берегу в направлении на север видна большая гора, точнее, группа гор. Это, видимо, хребет с высотой 1292. После избы тропа на небольшом протяжении пересекает несколько маленьких ручьев.

Река Малая Тошемка

20 июля.

Идти после дневки значительно веселее. Погода с утра тоже неплохая. У слияния троп наткнулись на бруснику прошлогоднюю, зиму пролежавшую под снегом. Это, наверно, самая вкусная ягода, которую я когда-либо ел. Она на вкус сладковатая и вместе с тем отдает алкоголем, как перебродившие ягоды вишни. Съесть ее можно очень много, не боясь набить оскомину.

Обеденный отдых мы устроили на большой поляне в сосновом лесу. Здесь много следов стоянок манси, валяются поломанные нарты. Впереди видны живописные лесистые склоны гор. Пройдя один переход после обеденного привала, я взглянул на карту и понял, что мы совершили обидную глупость, не осмотрев на этой поляне все отходящие тропки. Ведь очень вероятно, что здесь тропа разделяется: одна идет на север, а другая на северо-запад, к хребту. Из-за этой ошибки пришлось организовывать разведку и потерять как минимум два часа. Двое из нас прошли вперед по тропе, двое вернулись назад, на поляну, а Сашка Вировец взобрался на дерево. Ходившие назад не нашли там никакой другой тропы, было решено продолжать движение.

Километра через 1,5-2 тропа резко повернула к западу. На сердце сразу стало легче. Вскоре начался подъем, сначала незаметный, а потом все более крутой. Было отрадно, что мы уже на отрогах хребта. Уже вечерело, а конца подъему не было видно. Место для ночлега отыскали не без труда на площадке над тропой. Вечер сегодня почему-то очень хороший. Может быть, из-за того, что порядком устали, у костра кажется удивительно уютно. Тайга, которая нас теперь обступает, это уже настоящая сумрачная тайга. Огромные деревья, буреломы, ручьи, а местами между деревьев вдруг груды камней. Уже второй день нет дождя.

21 июля.

Утром проснулись под аккомпанемент барабанящих по палатке дождевых капель и бодрую песню. Распевали Игорь и Сашка В. Они готовили жратву, но дождь загнал их под кедр, где они и утешались хоровым пением. В ведро с тестом попала изрядная толика воды, так что вместо лепешек мы ели утром блины. Это, впрочем, тоже неплохо. Кстати, все противники муки в этом походе признали себя побежденными. Мука - великолепная вещь, она занимает гораздо меньше места, чем сухари, и лепешки по вкусу не сравнить с сухарями.

Дождь ненадолго прекратился, пока мы собирались, а потом зарядил снова. Но и без дождя хорошего было мало. Мы находились в облаке, и поэтому все вокруг отсыревало. Долго, дольше, чем можно было предположить, мы лезли вверх. Перевала достигли только к часу дня. Кругом плоская однообразная тундра, только впереди возвышается группа выветрившихся скал. Низко носятся клочья облаков, мелкий-мелкий дождь и порывистый ветер. Только ненадолго ветер разорвал облака, и мы увидели величественную панораму хребта. Скоро все затянуло вновь, но дождь прекратился. Здесь, в тундре, мы потеряли тропу. Найти ее в камнях, во мху, в карликовых березках совершенно невозможно. В поисках тропы натолкнулись на мансийскую избушку, построенную, очевидно, недавно. На дверях надпись на ужасном русском языке "Кто будет здесь ночевать, пусть оставит 10 руб." Внутри всевозможные изделия из оленьих шкур, в туеске немного соли и сухарей. С этим, очевидно, связана другая надпись на двери: "Здесь воровать нельзя".

Недалеко от избушки нашли тропу, которая вскоре привела нас к охотничьему балагану, где курильщики смогли пополнить свои махорочные запасы. Здесь же тропа и кончилась. Пришлось идти по азимуту, курсом на северо-запад. Долго спускались вдоль какого-то ручья, потом свернули от него к западу. Сырая тайга, бурелом идти трудновато. Вскоре остановились на ночевку. Воду пришлось брать в воронке под корнем поваленного дерева.

22 июля.

Ночью было довольно холодно, поэтому все очень рано выползли к костру. В ожидании еды разгорелся ожесточенный спор: является ли украинский язык отсталым и несовременным или нет. Началось, разумеется, с пустяка, но в конце концов мы забрались в такие дебри, что выбраться из них удалось только потому, что пора было выходить. И вот снова азимутаем, упорно пробиваясь к северо-западу. Все было бы хорошо, но неопределенность положения угнетает. Поэтому на каждой остановке кто-нибудь обязательно взбирается на дерево повыше и сообщает мне оттуда, что видно к северу, востоку, западу и югу. По карте в этих местах должна быть просека в направлении с севера на юг. Но мы идем час, два, полдня, а никакой просеки нет. Видно, здесь карта наврала, хотя вообще она достаточно точная.

После обеда мы совершенно неожиданно увидели перед собой довольно большую реку, текущую с юга на север. Совершенно непонятно, что бы это могло быть. По упавшему дереву перебрались на другой берег и продолжили все тот же путь к северо-западу. Вскоре наткнулись на другую речку, поменьше, текущую с запада. Положение прояснилось. Каким-то образом нас занесло довольно сильно к северу, и мы попали на верховья М.Тошемки, перейдя один ее исток и выйдя ко второму. Видимо, мы напрасно пошли от избы на перевале к балагану и дальше по ручью, уклонившись тем самым к северу, и не учли магнитного склонения (17 градусов). Но это не страшно, для нас совершенно несущественно, где мы выйдем на хребет, севернее даже лучше, так как этим мы сокращаем путь по самому хребту.

Остаток дня шли вдоль реки, которая наверняка должна привести нас к водоразделу. Ко времени ночевки все были сильно измотаны. Видимо, движение по азимуту в тайге требует гораздо больше сил, чем ходьба по тропе. А по плану нам еще вчера надо было выйти к хребту.

Рядом со стоянкой мы обнаружили свежие медвежьи следы. Вадим сразу загорелся, схватился за двустволку. Но тут мне пришлось поразиться его неожиданной дисциплинированности, он не решился идти, не спросив моего разрешения. Я запретил (и правильно сделал), встреча с медведем не входит в наши планы. С нас довольно тетеревов и рябчиков, которыми мы питаемся почти ежедневно. До сих пор было, помнится, только два дня, когда мы оставались без дичи.

23 июля.

Это был знаменательный день мы вышли на хребет. С утра вновь разгорелась дискуссия, на этот раз о том, справедливы ли льготы, даваемые при поступлении в институт спортсменам, а в связи с этим и вообще о месте спорта в жизни. Утренние споры вошли у нас в традицию.

Сегодня оставили реку, решив, что нам нет смысла повторять все ее изгибы, и пошли прямо на запад. Все шло как обычно: буреломы, болота. Но вот лес стал все больше редеть, появился березняк, за ним прекрасная поляна, покрытая цветами, потом еще небольшая группа березок и перед нами открылся хребет. И день был отличный, солнечный и теплый. Еще один переход, и в 11 часов дня 23 июля мы взошли на Уральский хребет. Отсюда отлично виден весь пройденный нами в последние три дня путь. Видна гора, на которой мы потеряли тропу, слева от нее хребет с высокой голой вершиной (высота 1292 м), за ними, в голубой дымке, небольшие пологие холмы, а дальше, совсем уже в глубокой синеве, плоская, уходящая к востоку равнина Сибирь. С другой стороны, к западу, Европа, наконец-то мы снова увидели ее. В громадной котловине между главным хребтом и хребтом Яны-Емть пролегает русло Вишеры, здесь ее верховья. Далее к югу одна за другой возвышаются две вершины, такие остроконечные и крутые, что не верится, что это Урал. Это, наверно, Ойкс-Чакур и Ишерим – удивительно красивые горы. Впереди, к северу, все закрывает невысокий отрог главного хребта, с которого сбегает М.Тошемка. Простор такой, что кружится голова и хочется дышать глубоко-глубоко, всей грудью.

Восхождение на хребет было отмечено двухчасовым сидением. Пообедали, осмотрели окрестности. Вершина хребта здесь плоская, шириной метров 500, покрыта мелкими камнями и тундровой растительностью. Пока мы сидели, Вадим и Сашка В. пошли поохотиться и вскоре притащили двух белых куропаток.

А затем начался траверс хребта. Через два перехода, поднимаясь все вверх и вверх, пройдя седловину, взошли на одну из небольших вершин. Отсюда новые захватывающие картины, на этот раз вперед. Над всем сплетением гор резко возвышается Гумпкалай (который из-за труднопроизносимости тут же окрестили Хванчкарой). Очень приятно после долгой 'слепой' ходьбы по тайге видеть свой путь на целый день вперед. До ночевки совершили еще два перехода: сначала вновь спустились на седловину, потом прошли высоко поднимающийся вверх по склону язык леса. Настала пора подумать о ночлеге, здесь это не так просто, вода и дрова становятся проблемой. В конце концов, пройдя неприятнейшую осыпь, нашли относительно плоскую площадку. Дровами служили маленькие (других здесь нет) высохшие деревца, которые приходилось собирать на большой площади. За водой продирались сквозь кусты, и набирать ее приходилось по кружке. Потом раскопали журчавший поблизости ручеек, и с водой стало получше. Палатку впервые в этом походе закрепили с помощью камней. Лагерь получился чрезвычайно эффектным: палатки четко вырисовывались на фоне вечерних розовых облаков, позади палаток - обрыв, а внизу бесконечная тайга. С другой стороны каменистые осыпи, и надо всем этим спокойная яркая луна. Внизу, в тайге темно, а здесь, несмотря на очень поздний час, прозрачные серые сумерки, что-то вроде белой ночи.

24 июля.

С утра провозились довольно долго: я пек блины, а на тех дровах, что есть в нашем распоряжении, это сделать нелегко. Однако пошли бодро, несмотря даже на жару. Путь очень интересный. Попеременно чередуются небольшие вершины протяженностью вдоль хребта 2-3 км и седловины до 2 км. Местами идешь как по шоссе, по плотной, утрамбованной ветрами и дождями поверхности. К седловинам поднимаются ущелья, по которым сбегают реки. Вчера мы ночевали у истоков реки Ушмы, сегодня у истоков Пурмы. Наверху довольно сильный ветер, но это не спасает от мошки́, которая пришла здесь на смену комарам. Странно, что мошка́ забирается на такую высоту.

Сегодня добрались до Гумпкалая, я и не ожидал, что это нам удастся. Для ночевки пришлось спуститься с хребта: помимо того, что это сильно сокращало расстояние, нигде ближе леса найти было нельзя. Внизу высокая, по пояс трава, много ручейков. Видимо, когда-то манси гоняли сюда оленей, так как мы нашли следы их стоянки – камни, расположенные по кругу, кострища, какие-то бутылки, оленьи кости.

Наши палатки стоят среди березок, вокруг на горах много снежников. Подходя к месту стоянки наблюдали интересное явление тройную радугу.

25 июля.

Пока все складывается как нельзя лучше. Мы у высоты 1079 и погода отличная. Два дня тому назад я только мечтал, что мы за три дневных перехода доберемся до Отортена, а сегодня это становится реальностью.

Сегодня утром, когда мы еще не ушли с привала, над нами долго кружился самолет, видно, производил аэрофотосъемку. И так было радостно услышать далекий гул мотора, а потом и увидеть высоко-высоко серебристую точку. Я даже не думал, что мы настолько соскучились по людям. Поднимаясь на хребет, прошли мимо большого снежника, бегали по снегу, фотографировались. Не каждый раз удается 25 июля покидаться снежками. Днем, во время обеденного привала, ребята лазили на высокие выветрившиеся скалы. На вершине обнаружили нечто вроде тура, а в нем медвежий череп. Наверно, это какое-нибудь мансийское жертвоприношение.

Как уже сказано, ночуем у высоты 1079. Снова пришлось спускаться глубоко вниз, но на этот раз в Европу, к истокам одного из притоков Уньи.

26 июля.

Утром снова высоко над нами вился двухмоторный самолет. Как и вчера, долго лезли вверх. С хребта хорошо виден Отортен, высокий, со многими остроконечными вершинками. Характер хребта несколько изменился: вершины стали намного более высокими, местами к седловинам приходится спускаться уже метров на 300-400. Чаще встречаются громадные осыпи, речные долины глубже рассекают хребет. Сам хребет сильно изгибается, крутит, так что иногда у нас даже возникают сомнения, где находится водораздел.

Уже третий день стоит прекрасная погода. Если вспомнить предыдущие дни, это удивительно. Но долины все больше затягивает дымкой, теперь дальние горы уже почти не видны. Думаю, это сулит изменение погоды.

Наши самые смелые мечты осуществились, к исходу третьего дня мы взобрались на западное плечо Отортена. Он оказался гораздо менее могучим, чем виделся издали. Впереди в дымке видна долина Мотью-я, а еще дальше высокая гора, видимо, Койп. Итак, мы прощаемся с хребтом. Спустившись к Мотью, уже в сумерках остановились на ночевку. Стоим на месте чьего-то лагеря, оставленного, видимо, не так давно. Странно, кто бы это мог быть. Туристов здесь до сих пор не было, а лагерь явно туристского типа. Может быть, экспедиция...

Ну что ж, мы можем гордиться собой. Трудный горный участок мы прошли отлично, гораздо быстрее, чем ожидали. Теперь снова тайга, тайга – до самой Печоры. Но прежде мы отдохнем, завтра заслуженная дневка.

27 июля.

Дневка. Да, нам положительно повезло. Уже сегодня с утра шел дождь, правда, перемежавшийся солнечными минутами. Хороши бы мы были в такую погоду на хребте, где-нибудь на осыпи. Дождь долго не давал возможности уйти из лагеря Саше В., Сычушке и Игорю, собравшимся на штурм Отортена. Но во второй половине дня небо немного прояснилось, облака поднялись повыше, и они пошли. Вернулись к ужину. На вершине Отортена, на одной из скал ребята нашли небольшой тур, из которого извлекли записку туристов Свердловского университета, датированную 14.7.1956. Они были здесь всего на две недели раньше нас. Так вот на чьем месте мы ночуем! При всей радости было все-таки немного обидно, что не мы 'первопроходцы'. Как странно получается: до этого года никто не ходил здесь, а тут сразу две группы. Ну что ж, по крайней мере мы первые из москвичей.

28 июля.

Видимо, снова начался период дождей. Утром дежурил я, и мне первому пришлось вылезать на дождь. Но костер так и не удалось разжечь, несмотря на бересту и относительно сухие дрова. Пришлось вызывать Вадима, но и он не смог ничего сделать. Только Борька Поповкин, провозившись больше часа и использовав несколько кусков фотопленки, сумел, наконец, добыть огонь. К этому времени как раз прекратился дождь и даже выглянуло солнце. Шли все время вдоль Мотью и вскоре наткнулись на настоящую дорогу со множеством следов, не обозначенную у нас на карте. Дорога пересекала долину реки и уходила на восток, к хребту. Здесь началась настоящая тайга, уже знакомая нам, и в поисках более легкого пути мы поднялись вверх. Под вечер влезли в болото и решили вернуться к реке. Мотью нас удивила, теперь она оказалась уже довольно серьезной рекой, а не тем ручьем, который мы видели сегодня утром. У реки натолкнулись на тропинку, правда, малозаметную. По ней шагать стало веселее. Сегодня впервые ели грибы, в основном опята.

29 июля.

Тропа, найденная нами вчера, вскоре потерялась, перейдя на другой берег. Затем она обнаружилась снова, потерялась еще раз, вновь нашлась. Наконец, мы уже прочно встали на нее и вскоре поняли, что это даже не тропа, а просто примятая тропа след недавно пошедших здесь людей. И в самом деле, вскоре мы увидели стоянку, место ночевки свердловчан. Нам остается только благодарить их за тропинку, идти по ней много легче, чем по тайге, как вчера. Вообще спускаться по Мотью лучше, придерживаясь поймы реки: здесь менее захламлено, хотя местами и более сыро. Вновь набрали много грибов, но природа в отместку не послала нам никакой живности, а мы настолько избаловались, что считаем дичь самым обычным блюдом.

К этому моменту все трое часов, взятых нами в поход, были уже испорчены (такая история происходит уже третье лето подряд). Поэтому точно указать торжественный момент, когда мы увидели впадающую справа в Мотью речку М.Печора, невозможно. Где-то недалеко должна быть и Б.Печора. Но природа и здесь не упустила случая поставить нам подножку: полил сильнейший грозовой дождь. Пришлось разводить костер, чтобы обсушиться. А где костер, там и ночевка.

Вечером над рекой спустился туман, сквозь который с трудом пробивалось заходящее солнце. Что-то готовит нам завтра? Хотелось бы дойти до Медвежьего камня, чтобы послезавтра приступить к постройке плотов.

30 июля.

И снова все вышло не так, как ожидали. Вскоре мы действительно достигли Б.Печоры. Торжественно постояли на ее берегу, испили печорской водицы. Но вскоре на противоположном берегу увидели явные следы постройки плотов, видимо, работу все тех же свердловчан. Сразу возник вопрос: а почему бы и нам не начать сплавляться отсюда, а не от Медвежьего камня. Идея была настолько соблазнительной, что я отправил всю группу с рюкзаками на противоположный берег, а сам с Вадимом и Сашкой В. решил пройти дальше по реке, может быть, даже до порогов. Но пройдя километра 1,5-2 и увидев за одним из поворотов Медвежий камень, мы поняли, что идти до него нужно минимум день.

Медвежий камень

Обоснование уже внутренне принятому решению находится легко. Мы рассудили, что если свердловчане построили здесь плоты и сплавились на них, то сможем сделать это и мы. Тем более, они уральцы, не хуже нас знающие маршрут, и имеют, наверно, представление об истинных масштабах порогов. Много позже мы поняли, как дорого нам обошлось такое решение.

А пока мы принялись за постройку. Это было нелегко: все лучшие сухие деревья уже вырубили наши предшественники, нам остались те, что подальше и похуже. Все же к концу дня на берегу, у нашей 'верфи' лежали 18 сухих 6-метровых стволов. Вся эта работа найти дерево, спилить его, очистить от сучьев, перенести была сделана всего за полдня. Завтра приступаем к самому главному вязке плотов. Решено делать два плота по 9 бревен, теоретически должны выдержать. Ни о каких двух накатах не может быть и речи. Теперь кажутся смешными разговоры о палатке, костре на плоту, о чем мы так серьезно рассуждали каких-нибудь два дня назад.

31 июля.

Опыт великая вещь. В теории нам было хорошо известно, как вяжутся плоты, а вот практически... Сначала не ладилось с вицами. Изучая остатки виц уральцев, мы поняли, что они перекручивали их, но как это делается, оставалось для нас тайной. Но все же производство виц из кустов черемухи было налажено. Для этого мы использовали два бревна, между которыми зажимали прут, и затем крутили прут вручную.

Плот стали собирать на берегу. Работа спорилась, сооружение казалось довольно крепким. Но первая же попытка спустить несколько уже связанных бревен в воду окончилась крахом – все расползалось. Так мы дошли до несложного правила: плот надо связывать в воде. Но и это было не все. Закрепляя вицы, мы вбивали оттягивающий кол между бревен. Оказалось, что такая система держится, что говорится, 'на соплях'. Бревна расходились, колья выскакивали. Обескураженные, мы удалились на обеденный отдых. Но пока все мирно дремали в палатках, не спал творческий гений А.Вировца. Он додумался! Колья надо загонять не между бревнами, а под поперечину, так, чтобы кол ложился на оба бревна, в ложбинку между ними, и уже не мог проскочить вниз, если бревна достаточно плотно пригнаны. Теперь работа пошла все принципиальные вопросы были разрешены, оставались технические трудности. К вечеру наше первое детище было готово. Его выволокли на середину реки, убедились, что оно держит по меньшей мере четырех человек, и снова отбуксировали к берегу.

Второй плот решили связать веревкой, хотя бы частично (веревки у нас мало). Но вязка оказалась слишком непрочной, и снова нужно было что-то изобретать. Однако отложили это до завтра.

1 августа.

Имея за плечами порядочный опыт, мы быстро закончили второй плот. Выглядел он значительно солиднее первого, настоящий 'Кон-Тики'. Уже в 12 часов он покачивался на воде, а к 3 часам мы отплыли. На 'Кон-Тики' отправились Вадим, оба Сашки, Наташа и я. На малом плоту плыли Борис, Юрка, Андрей и Игорь. Скоро мы потеряли их из виду, уйдя вперед. После нескольких сухих дней река сильно обмелела, и нам то и дело приходилось соскакивать в воду и толкать нашу посудину. Было просто физически больно чувствовать, как плот ползет брюхом по дну. После каждой мели мы с удивлением обнаруживали, что вицы все еще держат. Если бы воды было больше!

Печора все время капризно вьется, образует массу островов. И очень приятно проплывать мимо черной мрачной тайги, зная, что тебе не надо продираться сквозь ее заросли.

Верховья Печоры.

Даже то, что приходилось часто соскакивать в воду, на первых порах не обескураживало. Хуже стало, когда к вечеру небо затянуло облачной пленкой и солнце скрылось. Было уже часов 6, впереди, совсем рядом, виднелся Медвежий камень. Второго плота не было видно, и мы решили остановиться. Итак, пройдено нами (по карте) километров 10-12, совсем неплохо для первых трех часов плаванья. Наш 'Кон-Тики' пострадал незначительно, отошли только два бревна. Но малый плот выглядел гораздо плачевнее. Почти все бревна свободно ходили в вицах. Нужен был капитальный ремонт. Конечно, проходить пороги сегодня, на таких плотах было бы рискованно. Весь вечер работали: вязали вицы, скрепляли бревна. Ребята приволокли сухое бревно, которым мы решили усилить малый плот. Мы с Сашкой В. приобрели уже профессию связываем бревна. Работа хотя и почетная, но неприятная, все время приходится стоять в воде.

Итак, что нас ждет завтра? Каковы эти пороги, про которые писал Гофман? Ребята настроены бодро, завтра или на крайний случай послезавтра хотят быть в Шижиме. Откровенно говоря, это не помешало бы, ибо продуктов у нас на один день. Вспоминаем записку, оставленную свердловчанами на месте постройки плотов: они писали, что строили два дня, что отплывают, имея лишь трехдневный запас продовольствия, и звучало это пессимистично.

Завтра решили отплывать попозже, часов в 12, так как с утра вода больно уж холодна.

2 августа.

В каждом походе всегда бывает наиболее критический момент, когда кажется, что все обратилось против тебя. Для нас таким днем был сегодняшний. Уже ночью стал накрапывать дождь. Почти весь Медвежий камень скрыт низкими облаками, только временами они разрываются и открывают его мрачные лесистые склоны. Отплыли. Сначала все шло как вчера. Но вот показались пороги. Собственно, мы догадались, что это пороги, уже тогда, когда нас с бешеной скоростью потащило потоком, развернуло и посадило на камень. Плот сразу перекосился, вода стала подмывать рюкзаки. Ни подумать, ни испугаться мы не успели, сразу выпрыгнули кто по пояс, а кто и по грудь в воду и медленно, по бревнышку сняли плот с камня. И снова подивились живучести 'Кон-Тики': только два бревна, не скрепленные веревками, отошли. Гораздо хуже досталось малому плоту, у которого веером разошлась вся задняя вязка. Был необходим срочный ремонт. Дождик снова заморосил. Мы решили согреться перед работой, развели костер, поставили чаек. Вадим сходил назад, к избушке, которую мы видели на левом берегу, когда входили в пороги. Она оказалась совершенно развалившейся, но там лежала прошлогодняя записка от каких-то охотников.

И снова нам пришлось по колено в воде связывать плот. Но теперь больше 20 минут выдержать было невозможно, ноги и руки совершенно коченели. И все-таки мы сделали это. Поплыли дальше. Но вскоре второй плот опять совершенно расползся. Снова чинить! Думать об этом под непрекращающимся дождем было просто страшно.

Стали на ночевку. Вперед на разведку ушли Сашка В. и Юрка. Мы тем временем разбили лагерь, поставили мокрые палатки, с трудом развели костер. Уже совсем в темноте вернулись разведчики. Утешительного мало: дальше, все три километра, что они прошли, тянутся пороги, река становится шире и глубже, мелей уже нет, но всюду торчат скрытые под водой громадные камни. Плыть ли нам дальше? Мы долго говорили об этом, и большинство склонялось к тому, чтобы бросить плоты или провести их через пороги порожняком (это предлагал Вадим). Подсчитали продукты: 13 банок консервов (как помогла нам охота!), 2 кружки гречки, 2 банки сгущенного молока и около 10 кг (целое богатство!) сахара. Если тратить по две банки тушенки в день, хватит на неделю.

Спать легли все под тот же однообразный шум дождя. Второй раз за поход выпили спирту сегодня это, пожалуй, необходимо.

Представляется вся эта громадная бесконечная тайга, ночь, непрерывная пелена дождя, болота, болота, бурелом на сотни километров вокруг. И ни одной живой души. Одиноко.

На плоту.

3 августа.

Утро принесло новые планы. Пока Андрей безуспешно пытался развести костер, Сашка подал идею связать плоты, сделав из пары одеял веревки. Но выглянув на берег, мы убедились, что связывать нечего, плоты унесло. Печора сильно вздулась, поднялась сантиметров на 30. Итак, придется идти пешком.

Прикинули по карте: до Шижима километров 60, но вряд ли эта затерянная в тайге, вдали от дорог деревушка заселена. Следующая Шайтановка, до нее 80 км. Но мы не уверены и в ней, слишком она одиноко стоит, а сколько раз за время скитаний по Уралу попадались нам брошенные деревни. Наверняка населена Усть-Унья, до которой 120 км. Значит, нужно делать не меньше 20 км в день. По тайге!

Уже после полудня тронулись в путь. Рюкзаки сильно полегчали, и можно было долго идти без привала. Пытались пройти вдоль берега, но вся прибрежная полоса оказалась залитой водой. Тайга же выглядит удручающе - болота, бурелом. Прошли до вечера 7 км, когда Сашка В. углядел на берегу двух лосей. Мы рванули за ними, и вдруг на том берегу большая, довольно новая изба! Это могло означать, что люди где-то не слишком далеко, ведь не станут же ставить такой дом вдали от деревни. На радостях даже кричали, надеясь, что в доме кто-нибудь есть. Почему-то это событие подействовало на нас так, что мы сразу решили строить плоты. Смущало отсутствие сухих деревьев, но возражение быстро нашлось: будем строить из сырых, но делать бревна длиннее и брать на каждый плот по 10 бревен. За день мы набрали очень немного грибов, и голод дает себя знать.

4 августа.

Строили плот. Целый день с огромными трудностями валили деревья, обрубали ветки, перетаскивали стволы (а попробуйте перенести 10-метровое сырое бревно!) и все напрасно. Только стащив к воде 10 бревен, догадались проверить их плавучесть. Спустили одно, я стал на него, но оно тут же ушло под воду. Не слишком ли много невезений? Потерять целый день, когда у нас и так продуктов в обрез! Нет, теперь только идти, несмотря ни на что.

Под вечер, когда вода немного спала, перешли Печору. Предприятие это оказалось весьма рискованным. Уже в самом начале закружило и начало сносить Сашку М., но с помощью кола он удержался. Почти у противоположного берега мы, шедшие впереди, попали в сильную струю, к тому же на глубоком месте. Самых маленьких, Сашку В. и Наташку, стало сносить. Наташку оторвало от дна, я едва успел подхватить ее, и нас, к счастью, посадило на камень. Здесь мы смогли удержаться, пока не подоспел Сычушка и не помог выбраться Наташке. Андрей не догадался расстегнуть нижние завязки штормовочных брюк, они надулись, как дирижабли, и течение поволокло его, но он тоже смог удержаться, хотя и ругался страшно.

Но зато впереди нас ожидала настоящая награда. Дом оказался сущим раем: добротный, сухой, с печкой, с большим запасом сухих дров. А рядом настоящий естественный парк  молоденький березнячок, мягкая зеленая травка. Но самое замечательное обилие грибов. В нескольких шагах от дома мы в течение часа без труда набрали четыре ведра, так что на одну чистку грибов, которой занимались четыре человека, ушло часа два. Таких грибов под Москвой не увидишь - громадные, некоторые закрывают ведро, и совершенно крепкие, молодые. От усталости второе ведро не доварили и не стали есть, а улеглись спать. До чего блаженно спать в тепле, у печки! Теперь, как сказал Сашка В., для полного счастья не хватает только тропы. Но об этом мы узнаем только завтра, перейдя реку Б.Порожную, которая впадает здесь в Печору. Погода тоже исправилась, вечером было безоблачно. Кажется, начинает оправдываться моя теория об уравновешении везения невезением и наоборот.

5 августа.

Утром перешли Порожную и углубились в тайгу. Потом догадались снова выйти к берегу, и шли вдоль реки почти весь день. У самой воды тянется полоса шириной от 0,5 до 1,5 метров, покрытая то галькой, то камнем, то травой. После впадения Порожной Печора стала совсем равнинной рекой, величественной, широкой, со множеством проток. Но течение быстрое, только бы и плыть на плотах. Просто одураченным себя чувствуешь, идя вдоль такой реки пешком. За день набрали с ведро грибов, хотя тайгой шли мало. Это снова экономия продуктов. Дошли почти до самых Манских Болванов, километров 20.

6 августа.

Этот день оказался менее удачным. Труднее стало идти, исчезла удобная береговая полоса. Скалы подступают к самой воде, круто обрываясь в реку. Можно, конечно карабкаться по скалам, как мы делали это на Алтае, поднимаясь по Кубе́. Но тогда мы только начинали поход, у нас были полные рюкзаки продуктов и запас нерастраченных сил. Иное дело теперь. В тайге над обрывом болота, чащоба, завалы. В этот день мы были обеспечены пищей: два ведра грибов, глухарь, подстреленный Игорем, три тетерки и заяц составили неплохой ужин. Впрочем, 'заяц' это слишком сильно сказано. Несчастного зайчишку, размером со среднюю кошку, подстрелили с расстояния двух шагов, притом двумя выстрелами. В результате от него мало что осталось.

В те редкие моменты, когда мы выходили к реке, движение сразу сильно замедлялось. Здесь удивительное изобилие всевозможных ягод земляники, черники, костяники, черной и красной смородины, малины и особенно шиповника. Через недельку, когда все это поспеет, здесь будет сущий рай.

Даже и после Манских Болванов вдоль берега идти невозможно, он сплошь зарос густым кустарником. Утешает хорошая погода, но и она под вечер, когда мы стали на ночевку, испортилась. Прошли мы не более 10 км.

7 августа.

Пробираемся все дальше к Шижиму. Темпы далеко не те, которые хотелось бы иметь. Временами в поисках более легкого пути мы очень далеко уходим от реки, временами приближаемся к ней. Однажды вышли на высокий откос, откуда открылся великолепный вид: далеко-далеко плавными волнами уходит тайга, кое-где угадываются пересекающие ее реки. Громадный простор и полнейшее безлюдье.

Под вечер увидели вдруг широкую, утоптанную тропу. Неужели люди? Прошли немного, присматриваясь к следам. Нет, это не лошадиные копыта, скорее коровьи. Догадались - лоси. Вспыхнувшая было радость угасла. Тропа привела нас к неширокой полоске стоячей воды. Слева она примыкала к реке, а вправо тянулась примерно на километр. Едва обошли этот "лиман", как наткнулись на другой, более серьезный. Обходить и его? С противоположного берега свисала упавшая в воду береза, которая, как мне показалось, лежит на дне, доходя примерно до середины "лимана". Глубина на глаз невелика, около 1 м. Я решил попробовать перейти вброд. Сначала все шло хорошо, но потом дно стало стремительно уходить вниз. Останавливаться не хотелось, я двинулся дальше и вдруг почувствовал, что дна нет. Пришлось в полном снаряжении, с рюкзаком за плечами плыть до проклятой березы, метра два-три. Кое-как выбрался. Оказалось, что береза не лежит на дне, а висит в воде. После непредусмотренного купанья у меня промок рюкзак и, что самое неприятное, документы. Вскоре после этого встали на ночевку.

8 августа.

Этот день был удивительно богат событиями. Едва отойдя с ночевки, натолкнулись на громадные заросли малины и черной смородины. Оторвать от них изголодавшихся ребят не было никакой возможности. Потеряв часа два, двинулись дальше. И вдруг на берегу, у самой воды видим длинные, сухие, обтесанные бревна. Кто их заготовил? Зачем? Далеко ли люди? Можно ли использовать их для плота? Вопросы морали довольно скоро были отброшены. Неизвестно, есть ли в Шижиме и Шайтановке люди, а до Уньи мы пешком дойдем не скоро.

"Плотовая бригада" Сашка В., Игорь и я к вечеру соорудили великолепный плот, настоящий красавец. Но начало темнеть, а Андрея и Вадима, отправленных добывать пищу, все нет и нет. Вдруг со стороны реки слышим плеск и звуки голосов. Вот как будто слышен голос Вадима. Может, добрались до людей? Но сразу же и другая мысль: а как же плот? К берегу причалила лодка, в ней четыре человека Вадим, Андрей и два аборигена. На дне лодки лежит какой-то красный мешочек и несколько лепешек. Хлеб! Нужно было видеть наши лица!

Вот что оказалось: от Шижима мы в 6 километрах, люди там есть, это лесной кордон. Но находимся мы на территории Печоро-Илычского заповедника, бревна казенные, и поэтому плот придется немедленно разобрать. Абориген, молодой бородач, настоящий таежный житель, пообещал рано утром отвезти пятерых из нас на лодке в Шижим. Остальным придется идти пешком по противоположному берегу, там уже не заповедник. Забрав нашу маршрутную книжку и ружья, абориген уехал.

Разобрали плот, выпили остатки спирта и улеглись спать. Было радостно, что кончается наша эпопея, но и обидно, что мы не сами до конца преодолели все, что не обошлись без помощи. А ведь могли бы. Шесть километров до Шижима, мы бы завтра были там. И радости было бы гораздо больше. Впервые после долгого перерыва мы сварили себе кашу, ели хлеб.

9 августа.

Рано утром пятеро из нас поплыли в Шижим, а четверо Сашка В., Сашка М., Борька и я двинулись пешком по левому берегу. Не знаю почему, но эти последние шесть километров до Шижима показались мне самыми трудными. Бурелом, скалы, "лиманы", заросли, болота все как-то сконцентрировалось на этих шести километрах. Но все же около 12 часов на другом берегу, высоко над рекой мы увидели несколько построек - Шижим. Здесь нас встретили Игорь и Вадим. Вадим перевез нас на другой берег, угостил оставленной рыбой. В Шижиме ребят приняли удивительно хорошо, надавали сухарей, свежезасоленной рыбы, дали немного крупы. Деньги категорически отказались брать. Но вот лодку достать не удалось, все на покосе. Значит, до Шайтановки придется идти пешком 20 км по тропе.

Часа в два вышли. Тропа грязная, местами пропадает в болоте, но это тропа! Едва не потеряли ее, когда она, выйдя к Печоре, вдруг исчезла, растворившись на громадном пустыре, где когда-то стояла брошенная теперь деревня Камень. Изобилие ягод, особенно черники, голубики и малины, замедляло движение. Их, как мы потом узнали, здесь не собирают, стремясь сохранить естественные условия для птиц. Но зато как быстро шагалось по дороге, настоящему шоссе, которое потянулось после Камня. Вечером вышли на берег реки Шайтановки, впадающей в Печору. На том берегу кордон. На наши крики вышел молодой парень, быстро перегнал лодку, в два приема перевез нас. Впечатление такое, что нас здесь ждали. Живут здесь побогаче, чем в Шижиме. Нам отвели под ночлег баню, снабдили картошкой, маслом, молоком, хлебом. Но деньги уже взяли, хотя и недорого. В этот вечер был настоящий пир, давно так не ели. Заснули в тепле, под крышей. Славно!

10 августа.

Наутро нам предстояло самое главное договорится насчет лодки до Уньи. Здешний тариф по 1 рублю с километра, т.е. 450 руб. на 9 человек за 55 км до Уньи нас не устраивал. Вадим, поторговавшись, сбросил цену до 300 руб. Но и это много. Ведь нам еще добираться до Троицко-Печорска, а во сколько это обойдется, неизвестно. Нет, больше 200 рублей никак невозможно. Отправились на переговоры мы с Андреем. Хозяин благообразный старик, старовер. Начали разговор издалека, поговорили о том, о сем, узнали, кстати, что когда-то в верховьях Печоры добывали золото. Потом приступили к делу. Но наши с Андреем усилия оставались тщетными. Только когда мы уже поднялись, твердо решив пройти оставшиеся 33 км до Уньи пешком (55 км это по реке), хозяин смилостивился и пошел на наши условия.

И вот мы уже плывем по Печоре. Река образует множество островов, часто петляет, то сжимаясь в узкий поток, то образуя широкие плесы. Видели работу печорских рыбаков, добывавших щук и хариусов. Вечером, когда солнце уже садилось, добрались до Уньи. (Этого нет в дневнике, но хорошо помню, как в этой самой Усть-Унье, где мы добрались, наконец, до магазина, я испытал чувство настоящего опьянения от переедания после предшествующей голодухи. Не в переносном смысле, а самом прямом, со всеми признаками алкогольной веселости, головокружения и нетвердости ног.)

11 августа.

Вот и еще 68 км пройдено. Мы в Курье. На этот раз Печора показала нам все свое великолепие: прекрасный солнечный день, зеркало реки, облака, тайга по берегам, местами яркий желтый песок. Но все же целый день на воде, в лодке - это утомительно. А ведь до Троицко-Печорска, если плыть, еще четыре дня. Поэтому, узнав, что отсюда регулярно ходят самолеты, решили лететь. К тому же это и выгодно: всего по 125 руб. с человека.

12 августа.

Вместо ожидаемого ЯК'а прилетел У-2. Да и он смог забрать только одного Андрея, второе место занял пассажир, дожидавшийся самолета раньше нас. Во второй заход улетели мы с Сычушей. 100 километров, 45 минут. Мы впервые летели на самолете. Вечером встречали в Троицко-Печорске Наташку и Борьку. Они были последними, кто прилетел в этот день. Обследовали местную столовую, с трудом устроились на ночлег. Троицко-Печорск  типичный северный городок, вернее разросшееся село. Грязные улицы, деревянные тротуары, деревянные, насквозь промокшие домики.

13 августа.

С утра дождь, нелетная погода. Несколько раз ходили на аэродром, но там нас совсем испугали, сказав, что идет циклон, и нелетная погода может продлиться неделю. И снова тащимся на другой конец города. Все же совсем под вечер, как-то выбрав двухчасовой перерыв между двумя дождями, летчик привез Вадима и Сашку М. Игорь и Сашка В. вторую ночь проводят на Курьинском аэродроме. (Этот аэродром был просто поляной в лесу, даже довольно кочковатой поляной, на краю которой стоял маленький бревенчатый домик и висела "колбаса", сачок, ловивший ветер. А увидев самолет У-2, Саша Вировец задумчиво сказал: "Зря мы консервные банки выбрасывали, я бы сам такой сделал").

14 августа.

Наконец, все в сборе. Утром прибыли Сашка и Игорь. После столовой отправились на Ухтинский тракт, ловить попутную машину. С грехом пополам, с двумя пересадками, к 8.30 добрались до Ухты. А здесь новое несчастье: все деньги у нас на аккредитиве, а сберкасса закрывается в 8 часов. Пришлось пропустить два поезда.

15 августа.

Весь этот день провели на станции, так как поезда на Москву идут только вечером. Первый поезд пропустили, были только общие места, а нам хотелось роскоши. Уехали на втором, уже в ночь на 16 августа. Нашим длительным пребыванием на станции заинтересовалась милиция, но все обошлось, мы оправдались.

17-го были в Москве. Вот и закончился мой самый большой и трудный поход.

К этому добавлю только, что ради похода мы отказались от поездки на целину, куда отправлялись в то лето "лучшие представители" химфака. В самом деле, на целину рвались многие, и не всех допускали, так что никаких препятствий нам преодолевать не пришлось, никто нас не уговаривал. Да там еще и деньги платили, хоть и небольшие. И, разумеется, в нашем решении не было ни малейшей политической подкладки, какого-нибудь скрытого сопротивления. Лев Ягужинский со всем своим окружением в поход не пошел и все лето пробыл в казахстанской степи. А мы вот личное предпочли общественному.

(с) Борис Гудков
Июль-август 1956 г.
(с) Публикация дневника - Майя Пискарева.
20 июня 2013 г.

Карта похода на Телецкое озеро.

Около 5 часов вечера вышли к Артыбашу, точнее к рабочему поселку на левом берегу Бии. Здесь в магазине ОРС'а пополнили запасы продовольствия. С помощью 'охранной грамоты' пообедали в столовой. Переправились на другую сторону озера и остановились недалеко от турбазы. Пешеходная часть похода окончена.

Турбаза Артыбаш, 1955 г.

На следующий день выясняли обстановку. На турбазе за 3-дневную прогулку по озеру надо платить около 300 руб. Это нас не устраивает. Встретили ребят из МИФИ. Они пристроились на катер, за 8 человек заплатили 180 руб. В магазине на турбазе можно многое достать, есть хлеб, пшено, чай, какао, даже консервы. Пошли узнавать относительно лодки в Артыбаш. Здесь почти сразу сговорились с неким Уймашевым. Будем платить по 10 руб. в день за довольно вместительную лодку. В 5 часов погрузились и отправились. За 3 ч прошли 15 км и остановились на ночевку около лесного кордона. Купили молока.

На Телецком озере.

Наутро встали около 7 ч, чтобы с утра пройти мыс, около которого после восхода солнца дует 'верховка', поднимает большую волну и мешает идти. Проскочили. Остановились в очень живописном месте, чтобы позавтракать. В 12.30 двинулись дальше. Недалеко асов мыса Айрам увидели, вернее услышали, водопад. Рядом пещеры, но мы их заметили, только отъехав. Напавились на противоположный берег, где тоже должны быть пещеры. Пещер не нашли и вскоре остановились на ночевку.

С утра встречный ветер 'верховка'. Пережидали до 12 ч, затем направились на восточный берег. Здесь осмотрели водопад Корбу.

Водопад Корбу.

Он весьма высок, но менее мощный и интересный,, чем предыдущий, Кышты. К вечеру подул свежий ветерок, под парусом из одеяла пошли довольно быстро. Остановились у Челюша. Отсуда 16 км до конца озера.

В этих записках почему-то не упоминается, что в приложение к лодке мы получили пассажирку, молодую местную женщину, которая направлялась к своим родственникам в селение Абышту, на другом конце озера. Она нас и снабжала сведениями об окрестностях, особенностях озера, ветрах и их опасности. На снимке нашей стоянки она в белом платке.

Стоянка на Телецком озере.

(с) Б.С.Гудков
1955 г.
(с) М.Л.Пискарева
21 июня 2013 г.

Странно, но лучше всего помнится не главное (хотя кто знает, что́ - главное?), а побочное, а именно туристские походы. Их было у меня, не считая, одно-, двух-, трехдневных, всего девять или десять - пеших, лыжных, байдарочных, горных: на Алтай, на Урал, в Карелию, на Кавказ, в средней полосе России. Сколько каникул, столько и походов, исключая самые первые зимние каникулы. И сейчас ходят в походы, но сегодня этим занимаются, как мне кажется, истинно увлеченные путешествиями люди, почти профессионалы, и используют они профессиональное, продуманное и правильное снаряжение, проводят предварительные и правильные тренировки. А тогда, во всяком случае у нас в университете, походы были чем-то вроде эпидемии, и не захваченные ею должны были чувствовать себя, я думаю, несколько даже ущербно. Университет мог выдавать нам для путешествий в лучшем случае рюкзаки и палатки, да и то всегда в недостаточном количестве и всегда в весьма потрепанном состоянии. Поэтому двухместная палатка 'серебрянка' должна была вмещать в себя четырех человек, а 'полудатка' - шестерых. В особой цене были большие альпинистские рюкзаки, 'альпины', но они доставались крайне редко. Все остальное добывали сами. Из стеганых ватных одеял кроили спальные мешки, летом вместо них брали обычные одеяла, на брезентовые лямки отечественных рюкзаков нашивали широкие войлочные подкладки, чтобы меньше терло плечи, простые лыжные ботинки превращали в горные, набивая на них 'трикони' - трехзубые шипы, изготовляемые где-нибудь по знакомству. Помню, как перед походом на Кавказ мы 'отриконивали' наши ботинки, закрепив тиски на полированном круглом столе в гостиной нашей квартиры на Кутузовском проспекте (бедные родители, с трудом достававшие эту роскошную мебель! Как они все это терпели?).

Особых трудов стоило добывание походного пропитания. Попробуй в советские времена достать консервированную говяжью или свиную тушенку! А ведь на каждый день требовалось по несколько банок, в зависимости от числа участников. Сушили сухари, запасались крупами - гречкой, рисом, пшеном -, что тоже не всегда было легко, закупали сгущенное молоко, сахар-рафинад. Брали с собой и спирт, но почти исключительно в медицинских целях. Ничего специально облегченного, походного в продаже, конечно, отродясь не было, поэтому вес рюкзаков у мужской части группы зашкаливал за 30 кг, а у женской - за пуд. И тащить этот груз нужно было на себе весь день, лишь к концу похода рюкзаки легчали. О закупках на месте мы и не мечтали, да и сами походы проходили по преимуществу в местах безлюдных. Еще тяжелее приходилось при путешествиях на байдарках. Первая советская складная байдарка 'Луч', кстати, очень удачная, весила килограмм 30. Правда, в этом случае все такелажные работы приходились на короткий отрезок маршрута до места спуска лодки на воду. Дальше байдарка везла груз сама, и трудности приобретали уже другой характер.

Ради чего все это делалось? Ведь формально все сводилось к многодневному перетаскиванию тяжелых рюкзаков из пункта А в пункт Б, никаких специальных целей - исследовательских, разведочных, коллекционерских - мы перед собой не ставили. Наверно, привлекала полная свобода, зависимость только от себя, привлекала возможность проверить свои силы, найти свой предел. Хотелось увидеть невиданное, испытать неиспытанное. И каждый год дважды - после летней и зимней экзаменационных сессий - мы загружались в поезд, как правило в самый дешевый 'общий', бесплацкартный вагон, и отправлялись подальше от Москвы - на Алтай, на Урал, на Кавказ.

Учившийся на младшем курсе Юра Чаповский написал такие стихи, может быть, не очень умелые, но довольно точные.

Запутав след в тайге суровой,
Имея по два сухаря.
Даем, измученные, слово
Остепениться с января.
Но прожив дома год, неловко
Мы чертим карты от руки,
Латаем старые штормовки,
Кладем консервы в рюкзаки.
И грусть мешая с наслажденьем
(Себя никто не разберет),
Вдали от дома дни рожденья
Подряд встречаем третий год.

Эти стихи были напечатаны в 1958 году в тоненьком сборничке 'Радуга' с подзаголовком 'Стихи поэтов МГУ', литературное приложение к газете 'Московский университет'. А сам Юра вскоре погиб в лыжном походе где-то на Саянах, попав в снежную лавину.

Даже после окончания университета мы еще раз или два прежней компанией совершали такие путешествия. Лишь к концу туристической эпопеи ее бесцельность - отсутствие каких-либо конкретных задач - стала несколько угнетать меня. Особенно остро я это почувствовал в зимнем карельском походе, который закончился неожиданно: в месте, где по карте была сплошная глушь, мы неожиданно вышли на только что проложенную автомобильную трассу, и продолжать движение дальше стало бессмысленно. Казалось бы радоваться надо такому исходу, а Андрюшка Бобков в огорчении воскликнул: 'Ну вот, все кончилось!'. Получалось - трудности ради трудностей, преодоление препятствий ради самого преодоления. Все это я высказал вслух, но получил суровую отповедь от своих товарищей, сопровождаемую язвительными советами коллекционировать бабочек, чтобы обрести желанную цель. Отповедь я принял, но для себя внутренне решил, что пора с этим делом кончать. И почему, в самом деле, никому не пришло в голову использовать тогдашний массовый туристический психоз в каких-то, как говорится, 'народнохозяйственных целях'? Последний мой большой поход, уже после университета, тот самый, к которому мы 'триконили' ботинки, прошел на Кавказе.

(с) Б.С.Гудков
1970-е годы.
(с) М.Л.Пискарева
21 июня 2013 г.